Утром пошел первый снег.

Я проснулся от того, что в комнате вдруг стало очень светло — за окном неторопливо кружили снежинки, и мир стал белым-белым. Снег стер рыжий цвет лесов, укутал горы, надел пушистые шапки на башни замка. Конечно, зима быстро мне надоест, я не любил зиму, но в появлении первого снега всегда было что-то волшебное. Обыкновенное чудо, которое должно быть одинаковым во всех мирах.

Дора спала, уткнувшись лицом в подушку. Платье разметалось вокруг ног, и я заметил, что ноги у нее очень красивые — стройные, мягко обтянутые чулками. К ним хотелось прикоснуться. Но я, разумеется, не стал делать ничего подобного — просто ушел в ванную и, включив воду, посмотрел на себя в зеркало.

Незнакомец, которого я увидел после пробуждения, постепенно уходил. Я знал того человека, который сейчас смотрел на меня из зеркала, я снова становился собой. Умывшись и приведя себя в порядок, я вдруг оторопело опустился на край ванны — я вдруг понял, что без малейших проблем и усилий сам поднялся с кровати, побродил по комнате и пришел сюда. Еще вчера такие фокусы заставляли меня покрываться холодным липким потом. А сейчас все было в порядке, я чувствовал себя вполне свежим и сильным.

Получается, старые маразматики из академии чародейства и волшебства все-таки были правы? И недаром царь Шломо в свои девяносто лет спал в объятиях невинных дев и был силен, как юноша?

Я выглянул из ванной — Дора по-прежнему спала. Светлые волосы разметались по подушке, левая рука расслабленно лежала на складках одеяла. Только сейчас я заметил на пальце Доры тоненькое серебряное колечко.

Значит, меня все-таки оживила сила невинной девы. Ну и хорошо, значит, признаем этот факт и не будем упираться.

Я переоделся, довольно отметив, что делаю это спокойно, уверенно и без посторонней помощи. Приоткрыл дверь спальни, выглянул в коридор — никого. Утром после дня Тыквенника всегда было так: тихо, сонно и лениво, все всегда вставали на два часа позже. Но по коридору уже брел сытный запах традиционного хаалийского завтрака — на сковородках шкворчал бекон и яичница таращила желтые глаза.

Я бесшумно прикрыл за собой дверь и пошел в сторону комнаты Энцо. Мой добрый друг наверняка уже проснулся, а мне нужно было с ним поговорить.

Мы столкнулись на лестнице, и Энцо какое-то время смотрел на меня так, словно увидел привидение. Я придержал его под руку, чтоб он не оступился, и, улыбнувшись, сказал:

— Это я. Все в порядке.

Энцо был, мягко говоря, изумлен.

— Милорд, — произнес он, не сводя с меня взгляда. — Вы без трости?

Я кивнул.

— Без трости, Энцо. Все в порядке, думаю, что она мне больше не понадобится. Я чувствую себя вполне здоровым.

Энцо помедлил, а потом вдруг обнял меня с той искренностью, с которой отец мог бы обнимать сына. Я почувствовал, как кольнуло сердце, и произнес:

— Спасибо вам, Энцо. За все, что вы делали и делаете для меня.

В глазах моего друга появились слезы — похоже, он действительно не ожидал ни того, что я окончательно пошел на поправку, ни того, что поблагодарю его за доброту.

— Мне нужно поговорить с вами, — произнес я. — Вы ведь знаете, что случилось вчера?

Энцо сразу же стал серьезным — миг искренности и душевного тепла отступил, сменившись готовностью делать свою работу.

— Да, милорд, — кивнул Энцо. — Милорд Огюст рассказал мне все подробности. Что вы собираетесь делать?

— Пойдем в мой кабинет, — сказал я. — Это долгий разговор.

Когда мы вошли в кабинет, я сел за свой старый письменный стол и некоторое время сидел молча, глядя на аккуратные стопки бумаг и тетрадей. Вот мои записи по артефакторике, вот тетради с чертежами магических схем, а вот и книги — по ним я работал, создавая заклинание для его величества… На столе все было так, как я и оставил в тот злополучный день. Кто бы сказал, что прошло почти три года?

— Я все сохранил так, как было при вас, — произнес Энцо, заметив направление моего взгляда. — Только убрал реактивы в шкаф. На всякий случай, мало ли…

— Вы все сделали правильно, Энцо, — сказал я и откинулся на спинку стула. Я ждал первого укола усталости, но по-прежнему чувствовал себя свежим и бодрым. — Огюст рассказал вам, что Инга хотела меня убить?

Энцо утвердительно качнул головой.

— Да, милорд. Откровенно говоря, я не могу в это поверить. Я понимаю, что это правда, но…

Я полностью разделял это чувство. Мне тоже было трудно поверить в то, что Инга хотела моей смерти. Что это из-за нее я почти три года пролежал бесчувственным чурбаком. Но мне пришлось это сделать.

— Это только часть проблемы, — сказал я. Энцо вопросительно поднял левую бровь, тотчас же напомнив мне моего отца — тот всегда так делал.

— Что же еще, милорд?

— Дора, — сказал я. — Пока не знаю, как это произошло, но у меня есть все основания утверждать, что она принадлежит к сноловцам.