А Инга вдруг рассмеялась.

— Вот только ты ее все-таки потерял. Пусть птица Гроох все-таки подчиняется этому идиоту Бруно — Андреа все же сумел с ней поладить. Он многое может, не сомневайся.

Я похолодел. От слов Инги веяло смертью, и я вдруг отчетливо понял: не успею. Я больше ничего не успею сделать.

— Я просто несчастная женщина, которую маги вовлекли в свои игры. Пусть глупа — а женщинам и не надо быть умными, — снова рассмеялась Инга. — Отболтаюсь от любого суда. А вот твоя иномирянка… Андреа пошел за ней. Она никому не нужна живой.

Я не сразу понял, что стукнула дверь, и в спальню заглянул Огюст: он не пошел к себе — слушал, что происходило в моей комнате, готовился прийти на помощь. Огюст смотрел уверенно и хмуро, и я на мгновение подумал, что он сейчас ударит Ингу. Мне и самому хотелось плюнуть на все правила джентльмена и закатить ей пощечину покрепче.

— У Бруно есть еще пара птиц, — сказал Огюст. — Мы успеем, братка.

Шум прокатился по залу как раз тогда, когда мы решили все-таки лечь спать. Он был негромким, но в нем таилось что-то настолько пугающее, что я вскочила со своего диванчика, и мы с Аврелием вцепились друг в друга.

На меня нахлынула какая-то знобящая тоска, и сердце защемило. Шум продолжал разбегаться по залу невидимыми волнами, и я поняла, что Аврелий тоже испуган.

— Здесь такое бывает? — спросила я почему-то шепотом. Он отрицательно мотнул головой.

— Нет. То есть…

Из оконца полетели крупные лохматые снежинки, похожие на растрепанные перья, и снаружи донесся вой, пробирающий до глубины души. Когда он утих, я обнаружила, что стою на коленях и зажимаю уши ладонями. Жуть, охватившая меня, была непередаваемой.

— Дора, это волшебник, — негромко произнес Аврелий. — Птица Гроох несет сюда могущественного волшебника, и он летит с дурными целями.

— Пособники Инги, — сказала я и сжала руку своего нового друга. — Аврелий, тут есть, где спрятаться?

Он посмотрел по сторонам, словно должен был на что-то решиться. По залу вновь прокатился шум, и снаружи снова донесся крик — теперь кричавший был намного ближе. Заныли плечи, словно вспомнили сжимавшие их когти, а в лицо будто снова повеяло ветром из недостижимых вершин.

— Ты можешь задержать дыхание? — спросил Аврелий. Я решительно кивнула.

— Не больше минуты, — ответила я, — но смогу. Что ты собираешься делать?

Аврелий указал на свое зеркало и ответил:

— Мы с тобой спрячемся в моем мире. Там он не сумеет нас найти.

Я подошла к зеркалу вслед за Аврелием. Он ловко запрыгнул на раму, и я увидела, как стеклянная поверхность ожила и пошла волнами. От зеркала повеяло живым теплом, и Аврелий протянул мне руку и приказал:

— Закрой глаза! И не дыши!

Я сжала его ладонь, послушно зажмурилась и задержала дыхание. Зал накрыли грохот и утробный рев такой силы, что все внутри переворачивалось от ужаса — в тот же миг Аврелий дернул меня за руку, и я почувствовала, что падаю. В ушах засвистел ветер, и на какой-то миг мне стало очень холодно — настолько, что я почти лишилась чувств. Но потом ветер стих, и голос Аврелия приказал:

— Все, можно дышать.

Я с прежней покорностью вдохнула воздух, наполненный свежим ароматом жасмина, и шепотом спросила:

— А глаза открывать можно?

— Да! — весело ответил Аврелий. — Он нас не увидит и не услышит.

Зазеркалье ничем не отличалось от того мира, который был снаружи, только здесь было намного теплее, чем в зале, в который меня сбросила птица Гроох. Аврелий плавно провел ладонью над полом, и, повинуясь этому небрежному жесту, воздух сгустился, и из него соткались два очень удобных на вид кресла. Я села и тотчас же испуганно воскликнула:

— Наша еда! Он поймет, что мы где-то рядом!

Мы действительно оставили тарелку с закусками на импровизированном столике. Аврелий только рукой махнул.

— Конечно, ты здесь, раз он тебя тут оставил, — он поднял голову к потолку и резко втянул носом воздух. — Да, он идет сюда убивать. Я чувствую его злобу.

Я невольно вцепилась в ручки кресла, обитые красным бархатом. Конечно, сообщник Инги нас тут не достанет — но страх все равно не собирался отпускать меня. А Аврелий протянул руку и указал вперед.

— О, вот и гость. Ты его знаешь?