Шрифт:
— Сергей Алексеевич, мне больно.
— Извини, — разжимаю сведенные спазмом пальца на ее талии.
Во дворе установлены красивые высокие шатры, украшенные цветами. Официанты разливают шампанское, шведские столы ломятся от деликатесов…
Как это остановить?..
— … Глеб с Настенькой планировали в следующем месяце, но там какие-то проверки на работе у Глеба… — Разговаривают две женщины. — И в следующем месяце у него командировка в Москву. И вот — спонтанно перенесли. Еще и заявление не подано. Но обещали все очень быстро оформить. За выходные.
— Глеб молодец. Очень быстро всё организовал… По-европейски…
— А Настенька — красавица! Платье сказочное…
Мы проходим дальше.
Нам предлагают шампанское. Завидев меня издали, Настя, взмахнув подолом своего «сказочного» серебристого платья сбегает в дом. Проходя мимо меня не бросает и взгляда.
— Анастасия…
Застывает. Медленно разворачивается.
— Вы очень красивы в этом платье. А почему не белое?.. — прищуриваюсь я рассерженно.
Заблокировала меня со всех номеров, с которых я пытался достучаться до неё. И я бешусь, да.
— Спасибо, Сергей Алексеевич. Вы очень любезны. Белый — не мой цвет.
— Можно Вас на пару слов?
«Пожалуйста! Не надо!» — беззвучно двигает губами, пока Татьяна смотрит в сторону.
— Надо.
— Простите, я сейчас не могу. После церемонии…
Смотрю ей выразительно в глаза.
Не будет церемонии, Настя. Я её сейчас сорву. Как — не знаю. Но это дно — спокойно смотреть, как твою любимую женщину силой замуж ведут и в постель укладывают. Хватит… И лучше бы тебе на берегу озвучить мне свои проблемы, чтобы я нигде не налажал.
Мой взгляд словно держит её, она все порывается идти дальше. И… мечется, переминаясь с ноги на ногу. Красивая очень… только макияж очень тяжелый, как маска. Потому что глаза у нее опухшие от слёз, и она очевидно пытается это скрыть.
— Наш разговор должен состояться до церемонии, Настя. Иначе, боюсь, что-нибудь может пойти не по плану. Моему.
— Сергей Алексеевич, — шепчет мне Татьяна. — Муратов… смотрит. Тормозите.
Бледнея Настя срывается с места.
Муратов подходит к нам. Я не могу выдавить из себя поздравления для него. Здороваюсь с ним за руку.
— Вы сегодня не в духе, майор?
— Устал немного.
Оставляю Татьяну петь жениху дифирамбы. Извинившись, отхожу подальше под предлогом разговора по телефону, в беседку, оплетенную хмелем, которая стоит на углу коттеджа. У входной двери в дом два охранника с гарнитурой. У ворот еще двое, — вспоминаю я. Муратов поднимается к ним на крыльцо, обсуждает что-то.
Не доберёшься еще до нее слету! Как спасать, если пациент сопротивляется?
Кавказская пленница, блять…
С другой стороны беседки — женские голоса. Но говорящих не видно из-за густой листвы.
— Ленка, я тебе последний раз говорю, чтобы рот свой не открывала и к Муратову на глаза не попадалась! Свои комментарии оставь при себе.
Узнаю голос Ольги, той самой, по паспорту которой Настя ехала в поезде.
— Зачем она за него выходит?! Он мерзкий… — фыркает с ненавистью ее дочь. — Старый!
— Замолчи!! Ты глупая еще, маленькая… Не поймёшь!
— Я не маленькая. Мне за Настю противно!
— Так… вот деньги. Звони в такси, чеши домой. Насте и без твоих стенаний тошно. Брысь отсюда!
Ольга, стуча каблуками по брусчатке, уходит в дом следом за Настей.
Девчонка прячется за угол коттеджа, достаёт из рюкзака пачку сигарет. Вытаскивает одну и, зажав в зубах, раздраженно копается в рюкзаке.
Подхожу, щелкаю зажигалкой.
Вздрагивает с недоверием глядя мне в глаза.
— Зажигалку же ищешь.
Молча тыкается кончиком сигареты в пламя. Затягивается. Глубоко и профессионально. Мда. Нотации читать поздно…
— Спасибо.
— Пожалуйста, Лена. Помнишь меня?
— Помню.
— Сергей, — тяну ей руку.
Настороженно пожимает за пальцы.
— Лена, а Настя тебе кто?
— Тётя…
— Мхм… Ясно.
— Ну… Они с мамой не родные. Сводные. А Вам зачем?..
— Лен, помоги мне.
— В чём?
— Вытащи тихонечко сюда Настю.
— Зачем это?
— Я люблю её…
Распахивает удивлённо глаза, сигарета вываливается из приоткрытых губ. Тут же собирается и хмурит брови, оценивающе разглядывая меня.
— Вы поэтому её тогда искали?