— Да, это многое объясняет. Посмотрим, как он сможет сдать экзамены, и если это ему удастся, то… Тогда ему придётся трудно, ведь он будет находиться здесь среди виконтов, баронов, графов и прочих титулованных молодых дворян. Да и наши девицы все будут выше его по статусу, и я ему не завидую, а учитывая отсутствие у него элементарных навыков поведения в культурном обществе, то предметом их насмешек он будет постоянно. Но рекомендация очень сильная, и мы его примем всё равно, конечно, если он не окажется совсем отсталым.

— Ты, кстати, не заметил, Диего, когда он вёл своего коня за поводья по двору, наблюдали ли за ним из окон учебных корпусов?

— Да, ваше сиятельство. Буквально все, кто в это время сидел возле окон корпуса, мимо которого мы проходили, видел его. Их прилипшие к стеклу носы отчётливо выделялись, но юноша этого не заметил, либо не обратил никакого внимания.

— Так, у нас там, значит, находится корпус факультета целителей, а там почти сплошь одни девицы, следовательно, уже сегодня о его прибытии будет знать вся женская половина наших студентов, а завтра уже и вся мужская. Ну, пусть сидят и гадают, на какой факультет поступит эта деревенщина, и поступит ли вообще, всё меньше поводов для ссор и глупых дуэлей.

— Хорошо. Ты разместил его, Диего?

— Да, всё как положено, ваше сиятельство.

— И что он делает? Наверное, читает книги, ведь у него завтра экзамен.

— Нет, он уже спит, а единственная книга, которую я у него заметил, это «Азы магии» Фрекендорфа.

— Что?! Так эту книгу читают ещё, как только начинают понимать буквы.

Диего деланно пожал плечами, не став комментировать однозначный факт.

— Всё ясно. Спокойная совесть — залог крепкого сна. Что ж, посмотрим, как завтра он сможет сдать вступительные экзамены.

— Иди, Диего, ты выполнил свой долг и можешь отдыхать. Завтра в восемь часов будет начало экзаменов, потрудись разбудить этого глупого юнца, чтобы он не проспал. Я уже ничему не удивлюсь, после всего, что он тут нам показал.

И ректор махнул рукой, отправляя привратника.

Лаура София Коронель с отсутствующим видом смотрела в окно, выходящее во внутренний двор. Урок был скучный, все эти травы и зелья, которые из них получаются, она уже знала. Будучи ещё дома, она помогала матери их варить, и теперь морально отдыхала, бессмысленно пялясь в окно.

Поначалу внутренний двор академии был пуст, за исключением растущего посередине старого оливкового дерева, широко раскинувшего ветвистую крону. Под ней всегда было приятно отдохнуть, наслаждаясь прохладой под сенью. Кроме старой оливы, росли ещё пара апельсиновых деревьев, на которых только начинали созревать плоды.

Затем во внутреннем дворе появились какие — то люди, в одном из которых Лаура опознала старого привратника, а в другом…

В качестве другого… был неизвестный юноша, сильно потрёпанного вида, ведущий под уздцы такого же потрёпанного крестьянского коня. Это было смешно, даже очень смешно. Чтобы не засмеяться, девушке даже пришлось прикрыть рукою рот. Это действие мгновенно привлекло внимание других девиц, и они тоже приникли носами к окну, желая рассмотреть новичка как можно лучше.

Юноша производил смешанное впечатление. Его обдёрганное, как будто специально, перо, закрепленное на красивом берете, указывало на отсутствие элементарного внимания к себе и своей одежде. А дорожный плащ, покрытый пылью, и мокрая, грязная от пота и разводов, батистовая рубашка указывала на то, что он беден и проделал немалый путь до академии. Странная походка моряка убедила их в том, что это бедный идальго, из захудалого дворянского рода, к тому же, бывший моряком, а значит, несущий на себе печать упадка и отстранённости.

Немногие из испанских дворян посвящали себя морю, особенно, выходцы из самых знатных родов. В основном, это была прерогатива младших сыновей знатных родов и людей менее знатных. А уж если говорить о других европейских народах, то там почти все моряки происходили из горожан и обедневших крестьян, вверивших себя во враждебные руки непостоянной стихии.

Конь, которого идальго ввёл под уздцы, явно, совсем недавно ходил не под седлом, а в упряжке, и не дворянской, а крестьянской, что сразу бросалось в глаза, самым неприглядным образом. Но юноша, очевидно, нисколько этим не тяготился, что тоже было довольно странно.

Громкий девичий смех оповестил преподавателя, что урок на грани срыва, и, повернувшись от доски, на которой она высвечивала легким прикосновением руки магические рисунки целебных растений, уважаемая донья устремила гневный взор на учеников. Впрочем, быстро поняв, почему они отвлеклись от её предмета.

— Девочки, там что-то интересное показывают? Или вам больше нравится смотреть в окно, чем на предмет изучения?

— Да, донья, там какой-то деревенщина идёт, — отозвалась первой Луиза Сальваторе, томная брюнетка с чувственными губами.