— Боги, — прохрипела я. — Что со мной?

Ответа мне никто не дал. Медленно выдохнув, я постаралась расслабиться и просто слушать. И когда боль опять утихла, и в ушах перестало шуметь, я расслышала скрип рессор и приглушенный топот копыт. Значит, я не в городе. В городе лошади громко цокали подковами по расчищенным мостовым. Если только это не бедные кварталы, там дороги были грунтовыми… Хотя нет, точно не город. Не слышно человеческих голосов, а в бедных кварталах гвалт сильней, чем в благородной части столицы. Да и мимо никто не едет, выходит, и не тракт… Или уже ночь, и тогда всякое движение и шум прекратились?

— Надо открыть глаза, — шепнула я, убеждая саму себя сделать это.

Память подкинула мне образ незнакомой женщины и резкий запах. А вместе с этим воспоминанием пришло еще одно, совсем смутное, больше походившее на сновидение или горячечный бред, до того оно было размытым и неточным. Самым четким были голоса:

— Она открыла глаза.

— Невозможно.

— Да как невозможно, когда она смотрит.

— Проклятье…

И… кажется, меня ударили. Я вновь потрогала шишку и протяжно вздохнула, теперь поняв, откуда взялась головная боль. Однако ни лиц, ни даже кому принадлежали голоса, вспомнить не удалось. Наверное, один был все-таки женским, раз я помню женщину, к которой меня привела Амберли.

— Амбер.

Забыв об опасениях, я распахнула глаза и уставилась на мужской профиль. Мужчина лежал на противоположном сиденье в неудобной позе, будто упал на него и сразу уснул, или же его туда бросили. Своего попутчика я не опознала, потому что за окошком кареты и вправду совсем стемнело. Однако я сумела понять, что ноги мужчины длинные, а значит, и рост высок.

— Эй, — сипло позвала я и кашлянула, чтобы прочистить горло. — Вы живой? Кто вы?

Боль опять усилилась, однако я уже почти не обращала на нее внимание. Моя поза тоже была далека от удобства, и я выпрямилась, а затем схватилась за горло, потому что приступ тошноты был стремительным и почти неудержимым.

— О, Хэлл, — вновь просипела я и закрыла глаза, чтобы справиться и с позывом и с болью.

А потом карета повернула, и внутрь щедро хлынул лунный свет. Я выдохнула и посмотрела на своего попутчика. Теперь я могла разглядеть красивые черты, впрочем, сначала мой взгляд остановился на связанных руках, покоившихся на бедре хозяина. Ноги его были свободны, но одна оказалась неловко подогнута под сиденье, а вторая исчезала под моим подолом. Отдернув юбку, я воззрилась на дорогой ботинок, затем перевела взор по ноге выше, вновь поглядела на связанные руки, а после всмотрелась в черты.

— Ришем? — вопросила я саму себя.

Это был он, и, кажется, без сознания. Я попыталась понять, как мы оказались вместе в одной карете, и почему оба без сознания, а герцог еще и связанный. Похоже, нас… похитили. Или же? Быть может, это ловкий маневр, чтобы уверить меня в своей невиновности? Он привел в театр невестку, показал ее королю, и тот вроде бы был приветлив. Теперь я исчезла, и для его светлости открылись прежние перспективы… А всё, что я вижу — лишь игра, чтобы задурить мне голову.

— Мерзавец! — воскликнула я и взвыла от нового витка боли.

Но остановить меня она уже не могла. Я кинулась к герцогу, схватила его за грудки и тряхнула, что есть силы. Ее оказалось совсем мало, а расплатой стал новый спазм. Карету мотнуло, должно быть, колесо попало в яму на дороге, меня откинуло к дверце и с силой приложило к ней головой. Я закричала от боли и негодования и от унижения, потому что меня все-таки стошнило. Мерзкая вязкая масса испачкала мне руку, и, сорвав с плеч теплую шаль, я с остервенением оттерла рвоту. А еще спустя минуту воззрилась на саму шаль.

Она не принадлежала мне. Кажется, кто-то позаботился и укутал меня в нее, потому что из театра меня забрали только в платье. Неожиданно тошнота принесла облегчение, боль стихла до тупой и ноющей, но терпимой. Я опять посмотрела на герцога и перебралась к нему. Трясти уже не стала. Вместо этого я размахнулась и ударила его наотмашь по лицу. Затем второй раз, а на третий он протяжно вздохнул и открыл глаза.

Мутный взгляд остановился на мне, в нем не было осмысленности или узнавания. Ришем даже подался назад, словно ощутил неуверенность или испуг.

— Вы — подлец, — прохрипела я. — Зачем вы это сделали? Зачем вы похитили меня?

— Шанриз? — также хрипло спросил он. Облизал губы и задал новый вопрос: — Что происходит?

Карету снова тряхнуло, и я повалилась на герцога. Он сипло выдохнул от неожиданности, и я отпрянула, ощутимо ткнув его локтем в бок.

— Боги, — снова прохрипел Нибо.

— Это вы затеяли эту мерзость, — ровно произнесла я и вернулась на свое место.

Устремив взгляд в окно, я только слышала, как его светлость шевелится. Все-таки скосила на него глаза и увидела, что он с нескрываемым изумлением смотрит на свои руки. Затем попытался утвердиться в вертикальном положении, вышло у него не сразу.