— А вот и ваша подруга, — усмехнулся Элькос, заметив ее светлость, только что вошедшую в тронный зал.

Ее светлость остановилась и первым делом обвела взглядом зал, а затем поспешила в мою сторону с жизнерадостной улыбкой и восклицанием, наполненным живейшей симпатией:

— Мое милое дитя! — А приблизившись, по-свойски взяла меня под руку и, склонив голову, негромко произнесла: — Как же я рада, что в эту минуту буду не одна. Вы себе представить не можете, как неуютно мне стало во дворце с того дня, как сюда вернулся этот… этот ужасный человек. Вы, как никто другой, понимаете меня. Он ведь пытался уничтожить нас вместе. Даже не представляю, как вам сейчас, наверное, гадко.

Я пожала плечами и попыталась освободить руку, но хватка ее светлости оказалась железной. Чтобы не толкаться на глазах всего Двора, я оставила всё как есть. Герцогиня с интересом поглядела на меня, а после спросила:

— Государь говорил вам что-нибудь о сегодняшнем вечере? Селия ходит, будто заговорщица, — поделилась со мной ее светлость. — Глаза сияют, но на все вопросы отвечает с высокомерием и вызовом. Противная девчонка. — И вздохнула: — Вот и еще одно следствие общения с дурными людьми. Вы ведь понимаете меня, Шанриз, я знаю.

— Разумеется, — с холодной вежливостью ответила я.

— Нам надо держаться вместе, дитя мое, — улыбнулась герцогиня. — Нужно забыть все прежние обиды и взяться за руки. И я вовсе не злюсь на вас за вашу дерзость. Вы еще так юны и наивны, потому не всегда понимаете, как правильно поступить и что сказать. Но у вас есть я, и на мою поддержку вы можете рассчитывать, как и прежде. Я всегда вам покровительствовала и буду делать это впредь. В конце концов, вы своего нынешнего положения достигли лишь благодаря мне, и не стоит этого забывать.

Мои глаза округлялись всё больше по мере того, как она говорила. Я смотрела на герцогиню и поражалась, насколько же нужно быть лицемерной и беспринципной, чтобы сказать всё это, да еще с таким видом, будто сама себе верила.

— Более того, я готова снова взять вас к себе, — между тем продолжала ее светлость. — Негоже девице жить рядом с мужчиной, даже если он король. Все эти нехорошие разговоры, которые ведутся о вас, сильно ранят меня, уж поверьте. И эта должность помощника секретаря, она вовсе не для женщины. Мы сделаем всё так, что о вас даже дурно подумать не посмеют. Доверьтесь мне…

— Вот уж нет, — вырвалось у меня с нескрываемой насмешкой. — Покорнейше благодарю, ваша светлость, но ваше предложение показалось мне вздорным. Как, впрочем, и всё, что вы только сто сказали. Меня совершенно устраивает мое нынешнее положение, и именно о подобной должности я мечтала, а не натягивать на вас платье и служить вашей игрушкой.

Теперь округлились глаза герцогини. Она не только не ожидала моей отповеди, но и не думала, что сказать я это могу прямо здесь, где было полно посторонних ушей и глаз. Это было прилюдным признанием неуважения к носительнице королевской крови, более того — унижением. Но почему я должна была отказывать себе в этом удовольствии — высказать прямо и без обиняков? Она не жалела меня, когда изгнала из дворца с сообщением, что я достаточно потрудилась на ее благо. И унизила также перед всем Двором. А потому я продолжила говорить:

— Что вас изумляет, ваша светлость? Или вы думаете, что я могу простить предательство?

— Предательство?! — изумилась она. — Я приблизила вас, защищала…

— Что я, что графиня Хорнет, — отмахнулась я. — Все мы ваши марионетки, только вот мои нити вы сами обрезали и лишились власти надо мной. Я более не служу вам, и служить не собираюсь. Как вы сами верно заметили, я достаточно потрудилась на ваше благо, за что получила щедрый подарок. Мы в расчете, ваша светлость, более нам нет необходимости дружить, вы всё равно этого делать не умеете. За сим прошу великодушно простить меня и позволить откланяться.

— Вот уж нет! — в сердцах воскликнула герцогиня. — Не позволяю! Что вы вообще возомнили о себе, баронесса?

— Благодарю, — я присела в неглубоком реверансе и отвернулась от нее.

— Стоять! — рявкнула ее светлость, и Дренг встал между мной и королевской тетушкой. Поняв, что она бессильна, герцогиня воскликнула в запале: — Я всё запомнила, ваша милость. Всё!

Оборачиваться я не стала. В эту минуту я ощутила… свободу. Будто с плеч моих свалилась непомерная тяжесть, потому что с этого мгновения мне не надо было растягивать губы в фальшивой улыбке и слушать через силу щебет королевской тетки, чтобы сохранить видимость мира между нами. Пути назад не было.

— Ничего, ничего-ничего, я выдержу, — донесся до меня голос первой актрисы королевского Двора, разумеется, герцогини Аританской. — Мне доводилось уже выслушивать несправедливые оскорбления от глупых и низких людей…

Дальше я не слышала, потому что скрылась за спинами придворных, пока не знавших, чью сторону принять, и как отреагировать на произошедшее. Ни граф Дренг, ни магистр Элькос пока не нагнали меня. Впрочем, меня не надо было успокаивать или поддерживать, я не была взволнована или зла. Напротив, как я уже сказала, после выяснения отношений с герцогиней, мне была вполне себе хорошо. Просто хотелось отойти подальше и не слушать причитаний.