— А этот проклятый спилл?! — воскликнул Его Величество. — Я его терпеть не могу! От половины завсегдатаев меня тошнит, но я терплю и игру, и неприятных мне людей только ради того, чтобы побыть с вами рядом. И что же? Вы отказываете мне?! Да что вы о себе возомнили, ваша милость?

— Да я же не вам отказала! — воскликнула я, потрясенная его откровениями. — Меня не меньше вашего тошнит от завсегдатаев желтой гостиной! После всей этой истории, когда они повели себя так отвратительно со мной и с его сиятельством, я с теплотой отношусь лишь к троим из всех них. И только по этой причине я сказалась нездоровой…

— Выходит, я терплю, а вы ради меня терпеть не стали? — как-то недобро усмехнулся Его Величество.

— Если бы я знала, что вам неприятны ваши придворные, я бы не стала негодовать, что вы избегаете их общества, — ответила я. — Но…

Я замолчала, лишь бросила на короля взгляд и отвела его, уже зная, как утихомирить бурю.

— Но?

— Но раз вам неприятны те же люди, что и мне, государь, — вновь заговорила я и подняла взор на монарха: — Могу ли я… украсть вас у ваших подданных? — И снова потупившись, улыбнулась.

Король промолчал, лишь хмыкнул и отошел от меня. Он уселся в кресло, закинул ногу на ногу и вопросил:

— Чем же вы сможете заменить игру в спилл?

Я развернулась к нему, улыбнулась уже открыто и ответила:

— Скачками, конечно же. Если, конечно, вы не опасаетесь, что я выиграю у вас. Уж поверьте, Ваше Величество, угождать вам и придерживать коня я не стану. Но если все-таки вас тяготит возможность проиграть подданной, женщине, которой всего семнадцать, то я пойму вас, и мы спокойно посидим в теплой и уютной гостиной за игрой в спилл…

— Что? — потрясенно вопросил король. — Теперь вы еще и дерзите? Вы еще добавьте, что мне уже тридцать, и это почтенный возраст!

Я приподняла брови, даже и не думая скрывать иронии. Государь, порывисто встав, подошел ко мне:

— Вызов принят, ваша милость. И не вздумайте после жаловаться, что я заставил вас глотать пыль.

— Тогда вы уж тоже, Ваше Величество не жалуйтесь…

— С меня довольно, — отчеканил государь, он взял меня за плечи и развернул в сторону двери. — Вперед, ваша дерзость. Я полон праведного негодования, и мне не терпится показать, насколько вы поспешили отправить меня в теплую гостиную за карточный стол.

— Уж сделайте милость… ай! — вскрикнула я, когда меня ощутимо дернули за ухо. — И всё ж таки вы разбойник, государь, — проворчала я.

— И это я еще вам другой должок не вернул, — усмехнулся он и щелкнул зубами, напомнив про то, что я его укусила.

— Но король, мужчина и благородный человек, — заметила я.

— Учту, — пообещал Его Величество, и мы устремились к конюшням.

Я задержалась с Аметистом, мне необходимо было донести до него, что мы не имеем права оплошать, и что его приступы смерти или простое упрямство меня очень огорчат.

— Мне нужны твои быстрые ноги, мой дорогой, — втолковывала я жеребцу, пока его седлали.

— Уж не сочтите за дерзость, — заговорил конюх, затягивавший подпругу. — Но вот слушаю я вас каждый раз, госпожа баронесса, как вы с Аферистом разговариваете, и диву даюсь. Он же тварь бессловесная, животное, а вы с ним, как с человеком беседу ведете.

Мы с Аметистом одновременно повернули головы к конюху, и жеребец фыркнул как-то особенно едко.

— У вас остались вопросы? — сухо спросила я конюха, а после вернулась к скакуну: — Не отвлекайся, это важно, — и продолжила нотации: — Ты уж не дури сегодня, голубчик, очень тебя прошу.

Конюх усмехнулся, почесал в затылке и, махнув на нас рукой, вернулся к своему занятию. Впрочем, когда он закончил, наши перешептывания с конем продолжились еще некоторое время – теперь мне надо было понежить его, исполняя заведенный у нас ритуал. Так что, когда мы выехали из конюшни, первое, что я увидела, – это непроницаемое лицо государя.

— Ваше Величество, — поспешила я заговорить, пока на мою голову не излился яд, скопившейся у монарха, — прошу нижайше извинить меня за задержку…

А дальше меня прервал короткий свист, долетевший от конюшни, и Аметист, выставив переднюю ногу вперед… изящно склонился перед королем. Я охнула от неожиданности, и жеребец вернулся в свою привычную стойку. Всё еще пребывая в высшей степени изумления, я обернулась и увидела согнутых в поклоне конюхов, но вот они распрямились, и на губах их играли широкие улыбки. Впрочем, проказники быстро исчезли, оставив нас с государем наедине.

Я вновь посмотрела на него, лицо короля смягчилось. Должно быть, моя ошарашенная физиономия показалась монарху достаточной платой за ожидание, а может делу помог поклон жеребца, но раздражения в Его Величестве заметно поубавилось.