– Может быть, он наверху. Я никогда там не был, но если он умер в постели... или в туалете... он все еще может быть там.

– Я сомневаюсь, что он умер на троне, как Элвис, но полагаю, что это возможно.

Это меня рассмешило, называть туалет троном, но я тут же остановился, увидев выражение маминого лица. Дело было серьезное, и она теряла надежду. Там была кухонная дверь, и она попыталась повернуть ручку, но та была заперта, как и входная.

Она повернулась к Лиз.

– Может быть, мы могли бы…

– Даже не думай об этом, - сказала Лиз.
– Мы ни в коем случае не будем вламываться, Ти. У меня хватает проблем в отделе и без того, чтобы включать систему безопасности недавно умершего автора бестселлеров и пытаться объяснить, что мы здесь делаем, когда появятся ребята из «Бринкса» или «АДТ»[35]. Или местные копы. Кстати, о копах... Он умер в одиночестве, верно? Его нашла экономка?

– Да, миссис Куэйл. Она позвонила мне, я же тебе говорила…

– Копы захотят задать ей несколько вопросов. Наверное, делают это прямо сейчас. Или, может быть, судмедэксперт. Я не знаю, как тут у них в округе Уэстчестер делаются дела.

– Потому что он знаменит? Потому что они думают, что его кто-то мог убить?

– Потому что это рутина. И да, наверное, потому, что он знаменит. Дело в том, что я бы очень хотела, чтобы нас здесь не было.

Плечи мамы поникли.

– Ничего, Джейми? Никаких следов?

Я отрицательно покачал головой.

Мама вздохнула и посмотрела на Лиз.

– Может, стоит проверить гараж?

Лиз пожала плечами, давая понять, что это не её вечеринка.

– Джейми? А ты как думаешь?

Я не мог себе представить, почему мистер Томас болтается в своем гараже, но догадывался, что это возможно. Может быть, у него была любимая машина.

– Думаю, мы должны попробовать. Если уж мы здесь.

Мы направились к гаражу, но тут я остановился. За бассейном мистера Томаса была посыпанная гравием дорожка. Дорожка была обсажена деревьями, но поскольку время позднеосеннее и большая часть листьев уже опала, я смог разглядеть небольшое зеленое здание. Я указал на него.

– Что это?

Мама еще раз шлепнула себя по лбу. Я уже начал беспокоиться, что у нее может развиться опухоль мозга или что-нибудь в этом роде.

– О Боже, La Petite Maison dans le Bois[36]! Почему я не подумала об этом с самого начала?

– Что это?
– Спросил я.

– Его кабинет! Там, где он пишет! Если он где-то и есть, то только там! Вперед!

Она схватила меня за руку и повела вокруг мелкого края бассейна, но когда мы добрались до места, где начиналась гравийная дорожка, я остановился. Мама продолжала идти, и если бы Лиз не схватила меня за плечо, я, вероятно, упал бы лицом вниз.

– Мама? Мама!

Она нетерпеливо обернулась. Вот только это не то слово. Она выглядела почти безумной.

– Вперед, туда! Говорю вам, если он здесь, то это может быть только там!

– Тебе нужно успокоиться, Ти, - сказала Лиз.
– Мы проверим его писательскую каюту, а потом, думаю, уберемся отсюда.

– Мама!

Мама не обратила на меня внимания. Она начала плакать, чего почти никогда не делала. Она не сделала этого, даже когда узнала, сколько денег хочет получить с неё Налоговая служба, в тот день она просто стучала кулаками по столу и называла их кучкой кровососущих ублюдков, но сейчас она плакала.

– Ты можешь убираться отсюда, если хочешь, но мы останемся здесь, пока Джейми не убедится, что это облом. Для тебя это может быть просто увеселительная прогулка, потакание сумасшедшей леди…

– Это несправедливо!

– ... но мы говорим о моей жизни.

– Я это знаю.

– … и жизни Джейми, и…

– МАМА!

Одна из худших вещей в том, чтобы быть ребенком, может быть, самая худшая, - это то, что взрослые игнорируют тебя, когда занимаются своим дерьмом.
– МАМА! ЛИЗ! ВЫ ОБЕ! ПРЕКРАТИТЕ!

Они прекратили перепалку. Они посмотрели на меня. Мы стояли, две женщины и маленький мальчик в толстовке «Нью-Йорк Метс» с капюшоном, у осушенного бассейна пасмурным ноябрьским днем.

Я указал на посыпанную гравием дорожку, ведущую к маленькому домику в лесу, где мистер Томас писал свои книги о Роаноке.

– Он здесь, - сказал я.

12

Он подошел к нам, что меня не удивило. Большинство из них, не все, но большинство, на какое-то время притягиваются к живым людям, как жуки летят на свет. Это ужасный способ выразить происходящее, но это все, что я могу придумать. Я бы знал, что он мертв, даже если бы не знал, что он мертв, из-за того, во что он был одет. День был прохладный, но он был одет в простую белую футболку, мешковатые шорты и сандалии с ремешками, которые мама называла туфлями Иисуса. Кроме того, было еще кое-что, что-то странное: желтый пояс с голубой лентой, приколотой к нему.