Перемигнувшись, мы с Логаном притворялись, что никак не можем угадать, кого загадала Джоджо, и, умирая от смеха, называли собаку, мышь, зайца и всякую другую живность, пока она водила рукой перед лицом, изображая умывающуюся кошку.

Боюсь, служанка догадывалась о нашей хитрости, но ничуть не обижалась. Я то и дело ловила её взгляд, обращенный к Логану, который колол орехи, сидя за столом — Джоджо смотрела на мальчика улыбаясь, но в глазах были слёзы. Признаюсь, я и сама расчувствовалась, когда малыш первый раз засмеялся. И этот смех — сначала несмелый, робкий — показался мне звоном серебряного колокольчика. Что может быть прекраснее детского смеха?

А вот госпожа Бонита, видимо, так не считала, потому что вскоре мы услышали её возмущенный голос, а потом увидели и её саму.

— Что тут происходит? — возмутилась хозяйка, оглядев кухню. — Что вы шумите, как портовые чайки?!

Мы замерли и притихли, как воришки, застигнутые с поличным. Но ведь ничего плохого мы не делали…

— Сейчас пост, — трагично изрекла госпожа Бонита, — а вы хохочите, как черти в преисподней. Тот, кто оскорбляет время поста неприличным весельем, попадет в ад, и там посмотрим, как он будет хохотать, когда черти начнут поджаривать его на медленном огне!

Даже мне стало не по себе, что уж говорить о Логане, который побледнел, как снег.

— Простите, что побеспокоили вас, госпожа Бонита, — сказала я как можно дружелюбнее. — Но, думаю, за весёлый смех так жестоко небеса не наказывают.

— Вы думаете? — она впилась в меня взглядом и поджала губы. — А вас сюда наняли не для того, чтобы вы думали. Вам платят за работу, смею вам напомнить.

— Да, госпожа, — ответила я коротко, чтобы не спровоцировать ссору. — Прошу простить.

— Но я вижу, вы даже свою работу не можете выполнить, как следует! — указующий перст госпожи Бониты был направлен на Логана, который съежился на скамейке и старался стать как можно незаметнее.

— Господин де Синд разрешил Логану спускаться… — начала я.

— Что там разрешил вам мой брат — это его дело! — свирепо перебила меня хозяйка. — А почему вы разбазариваете наши продукты? До ужина ещё четыре часа, почему ребёнок ест в неположенный час, да ещё без молитвы?

Перед Логаном стояло блюдце с мытым изюмом. Я отсыпала всего полгорстки, чтобы побаловать малыша. Неужели это такое страшное преступление? Особенно для семьи, в которой платят по триста солидов за контрабанду.

Тут у Джоджо прорезался голос, и она сказала, комкая фартук в руках:

— Всего лишь немного сухофруктов, госпожа Бонита. Мальчику это пойдет на пользу…

— Когда это обжорство шло на пользу? — наиграно изумилась хозяйка. — И я требую, чтобы в этом доме соблюдали разумную экономию. Мой брат в поте лица зарабатывает на хлеб насущный, и я не позволю, чтобы кто-то позволил себе отнестись к его труду с неуважением.

Джоджо смешалась и кивнула, понурившись совсем как Логан. Я стиснула зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не ответить. Кто относился к тяжким «трудам» господина Тодо с неуважением? Горсть изюма для мальчишки — это не обжорство. И вообще…

— А ты, Логан, — госпожа Бонита решила и ребёнка не обойти вниманием, — а ты помни, что дети, которые не слушаются взрослых и поступают так, как им хочется, а не так, как надо, всегда бывают наказаны. За ними придут злобные черти…

— Довольно! Замолчите! — крикнула я, потому что Логан затрясся, как мокрый щенок, и всхлипнул — готовый вот-вот разреветься, но не осмеливающийся плакать. — Зачем вы пугаете его?

— Что?! — госпожа Бонита обернулась ко мне, всем своим видом выражая невероятное удивление, что кто-то осмелился её перебить, ей возразить и… попросить не продолжать дальше.

Джоджо попятилась, и я почувствовала, как она незаметно дернула меня за юбку, призывая не вмешиваться. Но как можно было не вмешаться?

— Не пугайте ребёнка зря, — сказала я сердито. — Он не совершил ничего ужасного. Изюмом угостила его я, и это не преступление.

— Не знаю как вы, а я бы назвала это воровством, — ядовито сказала хозяйка.

Воровство! Как легко она это сказала! Ещё и улыбнулась не менее ядовито.

— Ваш брат передал кухню в моё ведение, госпожа Бонита, — мне стоило огромного труда сохранять спокойствие, но, как говорил господин Тодеу — даже видимость мира лучше ссоры. — И я занимаюсь кухней так, как считаю нужным. Если вашего брата всё устраивает, чем недовольны вы?

— Какая вы неспустиха, — поругала она меня, но читать нравоучения Логану прекратила. — На каждое слово у вас заготовлено десять. Надеюсь, в монастыре вас учили не только болтовне? Потрудитесь вести себя прилично, пока живете в этом доме.

Она так и сказала — пока живете. И посмотрела с прищуром, будто видела меня насквозь. Пока живёте… Она была уверена, что я не останусь здесь.

«Вы там и месяца не протянете», — сказала мамаша Пуляр.

«Когда вы уйдёте, нам придётся жить без вас», — господин Тодеу тоже был уверен, что я не задержусь в этом доме.