– Да, вовремя.

– А почему вы подумали, что за вами следят? Я обратил внимание на слово "все-таки".

Обостренная профессиональная интуиция журналистки подсказывала Нике, что Морскому можно рассказать о настораживающих ее моментах.

– Кто-то бродил утром по коридору гостиницы на втором этаже, – сказала она. – Я тогда умывалась. А когда закрыла воду, услышала, как он подергал какую-то дверь и быстро спустился на первый этаж.

Морской прищурился, сжал губы; глаза стали холодными и колючими. Сейчас он выглядел даже старше своих лет.

– Так, – произнес он, – ясно. Не беспокойтесь. Вам ничего не грозит.

– Не грозит или не будет грозить?

Ответить Виктор не успел. Мимо, истошно завывая сиреной и слепя мигалкой, промчалась полицейская машина и на резком вираже свернула к парку, украшенному статуями Ленина и пехотинца. Из другого проулка откликнулась басовитым ревом одна из новеньких машин "Скорой помощи", тоже спешившая в парк.

Когда в том же направлении пролетел черный фургон с алой полосой "Следственный комитет РФ по Ленобласти", Вероника и Виктор переглянулись.

– А я думала, что здесь никогда ничего серьезного не случается, – сказала девушка, радуясь, что не забыла диктофон и фотоаппарат.

– Понял намек, – Морской тронул "Мазератти" с места. – Самому хочется знать, что случилось. Просто так они бы не слетелись с таким шумом.

***

Угол парка возле памятника Ленину уже был залит слепящим белым светом фонарей. За выгоревшей заградительной лентой трудились оперативники. У оцепления, несмотря на поздний час, собралось неожиданно много зевак. У новенькой "Скорой" стояли очень недовольные врач и фельдшерица. Проходя мимо, Вероника услышала, как парень в зеленом костюме говорит:

– И зачем только вызывали? Сразу, что ли, неясно было, что тут транспорт из морга нужен?

– А им лишь бы только дернуть человека, – подхватила молоденькая фельдшерица.

– Ну как вам не стыдно, – упрекнула их девушка-полицейский, – вы же видите… Посмотрите в беседке, там свидетельнице плохо, перенервничала, как бы не свалилась.

В беседке сидела перепуганная молодая пара. Парень о чем-то рассказывал двум полицейским, у одного из которых на погонах блестели капитанские звездочки, а его подруга судорожно рыдала, содрогаясь всем телом.

Виктора Морского сразу узнали и расступились, пропуская к ленте; Вероника проследовала за ним и в лучах прожекторов увидела распростертую на траве фигуру, руку, все еще сжимающую пистолет, и темные пятна вокруг седеющей головы.

– На первый взгляд типичный суицид, – сказал один из оперативников товарищу, – хотя надо еще подождать, пока эксперты закончат… Отойдите, не напирайте! – недовольно покосился он на людей за оцеплением. – Театр вам тут, что ли?!

"И правда", – подумала Вероника, услышав сзади звучный поцелуй, полуобернулась и краем глаза увидела обнявшуюся парочку. Рука парня жадно шарила по обтянутой дешевыми джинсами объемной пятой точке партнерши.

– Так возбуждает место преступления? – негромко спросила Вероника.

Парочка воззрилась на нее всеми четырьмя глупенькими недоумевающими глазами на простецких круглых лицах, а потом тихонько испарилась.

Вероника достала из сумочки удостоверение "Пресса", показала его вышедшему из беседки капитану, явно старшему в группе, и спросила:

– Что случилось?

– А как это вы из Питера так быстро примчались? – изумился оперативник.

– А мы не в Одессе, чтобы вопросом на вопрос отвечать, – в голосе Виктора прозвучал тот же самый металл, что и час назад у музыкальной школы, когда он распекал кого-то по телефону.

Капитан присмотрелся к собеседнику и, тоже узнав Морского, поднял брови и ответил уже совсем другим тоном:

– Да вот сами видите. На первый взгляд – суицид: мужчина пришел в парк и застрелился у памятника из "Стечкина".

Морской взглянул ему через плечо, увидел лицо самоубийцы, которого уже готовились уложить в черный пластиковый мешок на "молнии" и помрачнел.

– Теперь будут мое имя трепать, – негромко сказал он Нике. – Сигаретой поделитесь?

Девушка протянула ему пачку и зажигалку.

– Бросил лет пять назад, а тут сорвался, – Виктор прикурил. – Я его узнал. Это местный фермер, пытался молочной продукцией торговать, но без особого успеха. В области уже есть свой раскрученный поставщик, тут неподалеку после перестройки восстановили женский монастырь, при нем – своя ферма, и их продукцию хорошо знают и покупают.

Ника вспомнила, что не раз видела в местных магазинах тетрапаки, баночки, брикетики и "медузы" со схематическим изображением куполов, названием "Монастырское молоко" и фразой: "Вкушайте, благословясь". По словам продавщицы в универмаге возле гостиницы, большая часть выручки от реализации "Монастырского молока" идет на нужды обители, где трудолюбивые монахини, послушницы и трудницы работают на ферме и снабжают молочной продукцией все близлежащие города. Стоили эти продукты даже по местным меркам недорого и были очень вкусными, и Вероника собиралась перед отъездом прихватить для мамы и Вики несколько глазированных сырков как гостинец.