– Что вам нужно? – теперь уже Кашкин напоминает свой вопрос.

Кашкин, Кашкин, знал бы ты, кто такой Тонер, ты бы не стал интересоваться, а сразу бы выставил его за дверь. Но Кашкин не знает о Тонере ничего, не знает и о его способности говорить так много, так долго и так плотно, что и сл'oва нельзя вставить: ни единой щёлочки – зубочистку не просунуть. Нельзя давать Тонеру открыть рот.

Но Тонер открывает рот.

– Мы же с вами взрослые люди, Константин Андреич, – начинает Тонер, поправляя лацканы плаща. – Мы же оба прекрасно понимаем, что человек не может испражняться деньгами. Чудес не бывает. И я не знаю, с какой целью вы всё это затеяли – весь этот ваш грандиозный трюк, но спешу выразить восхищение вашим дерзким вызовом.

Тонер одаривает Кашкина учтивым поклоном.

– Каким вызовом? – продолжает он риторически. – Обернитесь, Константин Андреич, оглядитесь по сторонам.

Если бы Тонер мог, он бы распростёр руки, широтой жеста иллюстрируя свою речь. Точно песнь поёт о родных просторах. Но не может он развести руками: узко здесь. Сами понимаете – коробочка.

– Нас с вам окружает серость, обыденность и уныние, – льётся его песня, – а вы… вы просто плюнули этому в лицо. Да вы, простите за выражение, срать на это хотели. Я искренне восхищён! Ведь всё вокруг становится одинаковым и отформатированным, посмотрите. Мы тонем в обезличенном болоте рутины и тошнотворной будничной скуки. И даже когда звучит призыв «Не будь как все!», «Выделяйся!», это всё равно означает, что все не будут как все, все будут одинаково выделяться. И потому сольются в ещё более гомогенизированную серую массу. Ведь на самом деле люди боятся, панически боятся быть не похожими на остальных, понимаете? Они боятся быть изгоями, белыми воронами, им уютно только в конформизме. Они боятся отличий и в особенности боятся тех, кто от них отличается. Нонконформистов боятся, Константин Андреич. Вас боятся. Боятся и уважают. Поэтому любой, кто найдёт в себе силы выделиться по-настоящему, а не как советует реклама в модных журналах, выделиться так, как до него или кроме него никто не умел и не умеет, тот ну просто обречён на поклонение.

Повторю, не знаю, какие цели вы преследуете. Может, это начало грандиозной промо-акции или рекламной кампании по продвижению какого-то товара. Нового фильма, к примеру. Или туалетной бумаги. А может, в других городах есть такие же Кашкины, которые точно так же поднимут на уши общественность и потом одновременно бабахнут по всей стране, мало ли. Может, это такой изощрённый вирусный маркетинг, тоже почему нет? Или вообще политический заказ, не знаю… Но в политике и без вашего дерьма говна хватает, так что вряд ли. А если вы действуете автономно и всё это придумали сами, то тут я просто снимаю шляпу.

Снова поклон.

– Вы гениальный пиарщик. В общем говоря, Константин Алексеич, вы определёно привлечёте к себе внимание таких масс, – на «таких массах» Тонер чуть не захлёбывается от восторга, – о которых даже помыслить не можете. Завтра к вам приедут журналисты из центра, послезавтра из Москвы, а там, может, и мировые СМИ явятся поглазеть на русское чудо. Но чудес-то не бывает, Константин Андреич, и мы с вами это знаем.

Тут Тонер вроде как даже подмигивает Кашкину, почти по-товарищески.

– И я ни на секунду не поверил в эту вашу фантастическую способность. Но это неважно. Вы гениальный пиарщик. Даже выбор этого жилища гениален, – Тонер обводит взглядом коробочку Кашкина. – Вы избрали неприметное гнёздышко, и я понимаю: тем эффектнее будет ваше появление перед массами. Природный миллионер. С ума сойти! Да такого нет нигде в мире! Такое могло произойти только у нас! Гениально! Вы дали инфоповод и заставили о себе говорить. Толпе всегда нравилось считать деньги в чужом кармане, так давайте не будем лишать её удовольствия! Толпу нужно подкармливать новыми порциями сладостей. Чтоб слиплось. И люди будут вам верить. Люди вообще охотно верят небылицам и тянутся к липкому – стадный инстинкт, что с них взять. Конформисты. Но вы нет, вы не такой. Вы станете героем репортажей и статей. Вы станете национальным идолом. Золотой телец! Вас покажут по телевизору! Ведь вы же этого добиваетесь, разве нет?

Кашкин, хотя и дышал шумно носом, насилу одолевая порывы выставить горячечного за дверь, не удержался и прогундел:

– Я всегда знал, что по ящику показывают дерьмо. Но не думал, что оно когда-то будет моим.

И с досадой прикусил губу: вступать в разговор с Тонером он не собирался.

– Вот видите! – обрадовался тот, чувствуя, что вовлекает несговорчивого оппонента в беседу. – Вы скоро будете нарасхват! Всем захочется урвать от вас кусочек, да посочнее. И я хочу быть первым. Я хочу открыть вас, Константин Алексеевич! Всему миру!

Да-а-а, Кашкин, в амбициях этому первооткрывателю отказать невозможно. Что ты на это ответишь?

– Я не счёт в банке, чтобы меня открывать, – язвительно отозвался Кашкин, – а теперь извините.

Он надвинулся на Тонера, как бы демонстрируя, что всё, мол, разговор окончен, приятно было познакомиться.

– Нет-нет-нет, – замахал тощими руками Тонер, и темп его речи ускорился, – не принимайте поспешных решений. Я понимаю, что деньги вам не нужны, у вас в жизни и так уже всё есть, но помогите мне, молодому и талантливому, я не могу упустить такую возможность! Не смотрите, что сейчас я всего лишь корреспондент этой мелкой газетки, а её тираж – капля в море, но у меня такие планы, такие планы, которым просто негде здесь развернуться! Мне как воздух нужно вырваться отсюда, я здесь задыхаюсь, а сразу поехать в Москву тоже не могу – мигом сожрут. Туда надо ехать, когда за плечами есть хоть что-то, и помогите мне в этом, Константин Андреич, прошу вас! Здесь же тоска, здесь же выть хочется или повеситься сразу. Мне нужен инфоповод, сенсация, понимаете?

Кашкин понял одно: словами увещевать припадочного не получится, – из него свои льются как из энурезника, – поэтому молча принялся оттеснять Тонера к двери. Тот, хотя и оттеснялся, но речи своей не прерывал.

– Мы с вами можем быть полезны друг другу, Константин Алексеич! Давайте будем взаимовыгодны! Давайте друг друга раскрутим!

Кашкин как раз крутился в прихожей с Тонером – не сразу получилось открыть за ним дверь, для чего в узком пространстве коридора им пришлось даже обняться: не квартира – коробочка! Кто-то из них задел ногой велосипед, тот негодующе тренькнул, и Кашкину удалось, наконец, выдавить Тонера за порог.