Бр-р!

Самое неуместное, что можно вспомнить сейчас — это все вот это. Нет, это не заводит, не дурманит мне разум, не заставляет сердце таять от «сокровенных воспоминаний» — или как там еще бы написали в дешевых любовных романчиках?

Нет, ничего из этого я не чувствую.

В моей крови кипит только ненависть. Чистая, концентрированная, обжигающая — и если бы она вырвалась на свободу — это было бы полноценное кислотное цунами, и оно бы точно смыло с лица земли пару маленьких приморских городов. Бесследно!

Самое паршивое в этой ситуации — я дала согласие. Согласилась удовлетворить идиотскую прихоть Ветрова. Черт возьми, для него же это просто каприз! Ничего более.

Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки. Надо вытереть наглость Ветрова из памяти, надо унять зуд в ладонях, просто умоляющие меня дать ему по морде за это — и за все остальное.

Надо придумать, как цивильно послать его к чертовой матери и избавиться от этого неосторожно сорвавшегося с моего языка обещания организовать ему встречу с Маруськой.

Это слишком. Все-таки — слишком… Я знаю, что ей это нужно, вопросы про папу — самые частые у нас. Но в чем я искренне сомневаюсь, так это в том, что Ветров способен дать моей дочери хоть каплю необходимого ей тепла.

Она будет искать в нем то, что никогда не найдет…

За моей спиной хлопает дверь туалета — и это на самом деле работает как напоминание о реальности.

Я на работе.

На очень важной для меня работе, с жестким рабочим регламентом. Я встряхиваю руки и разворачиваюсь, чтобы порезвее вернуться в наш отдел, под бдительное око Анджелы Леонидовна.

Они сошлись — волна и камень…

Анджела стоит за моей спиной, у самой двери, так что мимо неё нельзя пройти и не задеть. Разве что боком протиснуться…

И, о боже, какой у неё испепеляющий взгляд. Она его перед зеркалом репетирует? А крыс она этим взглядом убивать умеет?

Это я настолько задержалась с перерыва, что она решила на меня вот так подавить?

— Я уже возвращаюсь, Анджела Леонидовна, — я неловко улыбаюсь, — я обойдусь без перекуров сегодня, раз сейчас задержалась.

— Оставь его в покое, — цедит Анджела неожиданно гневно. Настолько, что ясно — в её уме она уже сожгла меня заживо не меньше чем четыре раза подряд.

— Кого? — я даже не сразу догоняю, о чем она, а потом припоминаю, что, кажется, именно она заглядывала к нам в курилку в последний раз.

— Ярослава Олеговича, — Анджела опасно сужает глаза, изображая из себя яростную хищницу, главную львицу прайда. — У него очень прочные отношения с Кристиной. Ты — даже не дыши в его сторону.

В воздухе пахнет лютым непрофессионализмом…

И все-таки, своим «деаноном» и последующим распусканием своих лапающих конечностей Ветров подложил мне даже не свинью, а полноценного кабана. Килограммов в шестьдесят пять. Или сколько там наш менеджер весит вообще?

— Это насколько прочные у них отношения, что в их сторону даже дышать нельзя? — не удерживаюсь я, потому что лингвистическая конструкция Анджелой выстроена ужасно смешно.

А вот ей не смешно… И зря я тут блещу остроумием — не стэндап, не оценят. Даже наоборот, Анджела еще больше свирепеет.

Нет, нет, надо что-то другое, мне ж с этой мегерой еще работать. И выдерживать прессинг местного терминатора от трудовой дисциплины мне совсем не улыбается.

Надо как-то разъяснить этой ретивой болельщице с трибуны Кристины Лемешевой, что я не зря восемь лет вообще не контактировала с бывшим мужем.

Боже, да я бы сама доплатила Кристине за то, что она принимает на себя этот удар. И если бы она открыла «сбор средств на вечную нейтрализацию Ярослава Ветрова», то я последние десять тысяч из заначки на новый ноут бы вытащила, лишь бы сей голубокровный господин наслаждался отношениями со своей породистой кобылкой, а от моего гетто держался подальше.

Вот и как это объяснить Анджеле, чтобы не нарушить субординацию слишком большим количеством нецензурных слов? Я не супервумен, но мне придется совершить этот подвиг!

— Я боюсь, вы не расслышали Ярослава Олеговича, Анджела Леонидовна, — с максимальной нейтральностью, на которую я вообще способна, проговариваю я, — я ему не девушка, не любовница, не соперница в борьбе за его руку, сердце и прочие органы. Я — бывшая жена. Быв-ша-я! У нас есть общий ребенок, и это все, что у нас с ним общего. Я не собираюсь хоть как-то рушить его отношения с Кристиной Сергеевной, потому что сама я в нем совершенно не заинтересована. Я бы вообще только обрадовалась, если бы они прожили долго и счастливо. Они могут даже умереть в один день, только пусть их похоронят на том кладбище, которое будет как можно дальше от моего. А теперь, если вы не возражаете, я вернусь к моей работе!