— Ты же не думаешь, что я позволю тебе платить за обед? — Николаю точно пора на битву экстрасенсов, уж больно легко он считывает мои мысли с моего лица.

Я поворачиваюсь, лишь для того, чтобы видеть его лицо. Чтобы осознать, что между нами и шага нет, настолько близко ко мне стоит мой начальник, и то, что взгляд свой он от меня по-прежнему не отводит.

Дистанция и субординация в эту секунду решают, кому из них первому прыгать в костер, скидываясь на «цу-е-фа».

Может, мне уйти? Отказаться и вернуться к работе, например.

— Займи нам столик, — мягко просит Николай, сжимая пальцы чуть крепче, чем это допускала бы дистанция. Хотя, какая дистанция — при дистанции ниже плеч вообще прикосновения под запретом.

— А ты? — я неосторожно срываюсь, но тут же поправляюсь. — А вы?

В глазах Николая приплясывают все те же черти, которых я видела в них вчера. Он, кажется, доволен моим срывом.

— Мне нужно позвонить, — в его улыбке — коварство и ликование, кажется, он намерен доканывать меня до последнего, пока я снова не сорвусь, — и не вздумай сбежать, я ведь знаю, где ты работаешь. Я найду тебя и притащу обратно. На плече. Вот картина будет — весь отдел смотреть сбежится.

— Какой бессовестный шантаж, Николай Андреевич! — возмущаюсь я, а он кивает, но покаянную физиономию строить не спешит. Такой восхитительный прощелыга — хоть картины с него пиши.

— Столик у окна? — я сдаюсь, неожиданно даже для самой себя. В конце концов — ну, что мне с ним делать? Отказываться из вежливости?

— Это будет просто прекрасно, — Николай кивает, и его ладонь исчезает с того места, где она лежала. Я испытываю смутное недовольство по этому поводу.

Ну ладно. Занять столик — так занять столик.

Надеюсь, народу тут не много?

Немного.

Ровно одна парочка тут и прохлаждается в рабочее время.

Нет, мне, конечно, везет сегодня, но что-то как утопленнику. Это ж надо было явиться в этот ресторан пообедать в одно время с Ветровым и его Кристиной…

— Что она вообще тут забыла? — тихо шипит Крис и смотрит куда-то за мое плечо. Раздраженно шипит, это на неё вообще не похоже.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, кто это так вывел Кристину из себя.

Лучше бы она промолчала, ей богу. Это бы смотрелось повыигрышнее.

Глаза в глаза я взглядами сталкиваюсь с Викой. Будто еще одна оплеуха… Еще один камень ударяет в мой колокол. И жажда крови — крови Виктории Титовой, что постоянно маячит в поле моего зрения — снова поднимает голову…

Так, стоп. Мне нужна встреча с Машей, а значит, до поры до времени я должен наступить своей ненависти на горло.

Я максимально нейтрально улыбаюсь Титовой, и разворачиваюсь обратно. Эту войну я закончу несколько позже.

Влад, только не подкачай…

Надеюсь, к понедельнику мы уже будем иметь хоть какие-то результаты его деятельности. А там — сможем определиться с вектором дальнейшей работы, и я примерно прикину, сколько встреч с дочерью мне имеет смысл выбить до суда. Идеально не будет, но, в конце концов — все козыри в моих руках.

— На чем мы с тобой закончили? — Кристина чуть вздрагивает, когда я возвращаю её к нашему разговору — она так и смотрела на Вику с неприкрытой враждебностью.

А тонкие каблучки Викки цокают по паркету мимо. В сторону окна…

— На твоих объяснениях? — скептически хмыкает Крис, чуть откидываясь в ресторанном кресле. — Там, где ты мне рассказываешь, Ветров, за каким чертом ты лапал свою бывшую посреди белого дня?

За её плечом Викки на секунду останавливается, косится на нас, и я болезненно кривлюсь. Меньше всего я бы хотел, чтобы именно она слышала даже краешек этой разборки. Слава богу, Вику перехватывает официант, уводит её к окну, и больше она не слышит — все-таки в ресторане играет музыка, а мы выбрали один из угловых столиков.

— Лапал? — я хладнокровно задираю бровь и пристально разглядываю Крис, добиваясь того, чтобы она обдумала, что именно сказала.

Пусть она отчасти права. Лучшая защита — это нападение, и признание — самый последний шаг навстречу правосудию, который следует допускать.

Я находил нецелесообразным признаваться Кристине, в том, что буквально выворачивало меня наизнанку.

В том, что даже сейчас, делая глоток своего горького как смерть кофе из фарфоровой чашки, я глядел вроде и на Кристину, но на самом деле — на изящный женский силуэт, что опустился за стол возле окна.