«Зигурд… Я должна тебя ненавидеть! Но не могу! Как же я тебя, все-таки, люблю! До сих пор люблю… Вот идиотка… А ты ведь даже и не знаешь, что у меня будет от тебя ребенок…»

Нет! Не будет никакого ребенка!

Она отставила чашку.

— Лиззи!

— Да, госпожа.

Доминика замялась.

— Одна моя подруга попросила узнать… В общем, ей нужен кто-то, кто поможет избавиться от… скажем так… нежелательной беременности.

Лиззи удивленно уставилась на Доминику, явно ни на миг не поверив в байку о «подруге».

— Я знаю одну женщину, — наконец промолвила она. — Если хотите, могу показать вам, где она живет.

***

«Кровавая повитуха» обитала в бедном квартале на берегу реки. Доминика и Лиззи с опаской пробирались по грязной улочке, брезгливо переступая зловонные лужи и осторожно огибая груды наваленного повсюду хлама. От воды несло тухлой тиной, а среди покосившихся домов возвышались кучи гниющего мусора, привлекая к себе целые полчища противно жужжащих мух.

— Вот ее дом, — служанка указала на убогую лачугу, стоявшую в глубине трущоб. — Ее зовут госпожа Керзо.

— Хорошо, Лиззи, — промолвила Доминика. — Подожди меня снаружи, я поговорю с ней сама.

Она нерешительно отворила скрипучую дверь и оказалась в грязной прихожей, тесно заставленной всяческим барахлом. В нос ударили запахи прогорклого масла и капустных щей, а по облупившейся стене лениво ползали рыжие тараканы.

— Госпожа Керзо? — позвала Доминика, уже раскаиваясь, что вообще сюда пришла.

Давно нестиранная занавеска колыхнулась, и из комнаты вышла толстая старуха с грубым коричневым лицом, покрытым паутиной мелких морщин. Ее бугристый нос венчала крупная бородавка, а массивные груди свисали почти до самого пояса.

…Крючковатыми пальцами женщина принялась ощупывать Доминике живот. Та невольно поморщилась: от старухи несло мочой и прокисшим потом.

— Срок уже большой, — проскрежетала карга, — зелье не возьмет. Тут только спицей!

— Что? — не поняла Доминика.

— Зелье, говорю, уже не сработает. Плод крепко в утробе сидит.

— И что это значит?

— Нужно проткнуть спицей пузырь. Если попаду куда надо, то ребеночек помрет, начнет гнить и матка сама через пару дней его выкинет.

— А если не попадете? — дрожащим голосом осведомилась Доминика.

Старуха бросила на нее мутный взгляд из-под нависших век.

— Продырявлю тебе утробу, и ты истечешь кровью.

У Доминики подкосились ноги. Чтобы не упасть она схватилась за расшатанный стол, измазанный какой-то липкой субстанцией.

— Да ты не бойся! — успокоила ее госпожа Керзо. — У меня глаз наметан! Я обычно не промахиваюсь! В этом месяце всего-то четверо померли!

Доминика от ужаса чуть не лишилась чувств. Она представила себе картину, как эта мерзкая ведьма лезет в нее своими грязными узловатыми лапами, как втыкает в нее спицу, которая наверняка побывала уже не в одном десятке утроб… как убивает ее ребенка, а потом его трупик разлагается у нее внутри… И это еще при удачном раскладе…

— А по-другому никак нельзя? — в ужасе пролепетала она.

— Ну дык раньше надо было приходить, милочка, — прокаркала знахарка. — Как только месячные пропали, так и приходила бы. А то вечно тянут до последнего! Тогда я бы дала тебе отвар из травок, и ты сама плод бы и скинула. А теперь остается только спицей ковырять.

Полумертвая от страха Доминика была не в состоянии произнести ни слова. Госпожа Керзо вперила в нее цепкий взгляд красноватых слезящихся глаз.

— Уходи! — вдруг резко произнесла она.

— Что?

— Уходи-ка ты лучше отсюда! Ты молодая, здоровая, родишь легко. Деньги у тебя, судя по всему, имеются — вон, как хорошо одета! А не нужен тебе ребенок — так подбросишь его под храм или продашь кому-нибудь.

— «Продашь»? — изумилась Доминика.

— Ну дык на младенцев-то спрос нынче большой! Если какая богатая дама зачать не может, к примеру… Иногда детей для ритуалов всяких покупают, ну или для прочих непотребств… В общем, не захочешь сама продавать, приноси его мне, а я уж найду, куда его пристроить.

— Спасибо, я лучше пойду, — пролепетала Доминика и поспешно выскочила на улицу, отчаянно сражаясь с подступившей к горлу тошнотой.

Доминика сидела в гостиной, бездумно уставившись на потушенный камин — у нее не было денег заплатить за дрова, хорошо еще, что на улице стояла довольно теплая погода. По ночам ей приходилось кутаться в два одеяла, чтобы идущий от реки холод не пробирал ее до костей. Она была в полной растерянности и не представляла, что делать дальше. Жизнь пошла наперекосяк, рухнула в пропасть, разбившись на тысячи осколков, и Доминика не имела ни малейшего понятия, как вновь собрать эти осколки воедино.