Шрифт:
Мамаша Лукреция сметала с полов солому, пропитанную вином, пивом и блевотиной перебравших клиентов. Увидев Доминику, она вопросительно взглянула на нее мутными голубыми глазами.
— Уже проснулась, деточка?
— Скажите, у вас не найдется для меня какой-нибудь работы?
Старуха отставила метлу и уставилась на Доминику.
— Даже и не знаю. Ты умеешь стряпать?
Первая и последняя попытка Доминики приготовить кролика закончилась ее истерикой и наймом кухарки…
— Нет, — призналась она.
— Тогда вряд ли у меня для тебя что-нибудь найдется. Уж больно ты худосочная, не думаю, что сможешь колоть дрова и ворочать матрасы. Да и жаль такую красоту портить тяжким трудом.
Доминика печально вздохнула и направилась к выходу.
— Погоди! — прозвучало ей вслед. — Я знаю кого-то, кто сможет тебе помочь. Подожди минутку!
Доминика с надеждой подняла голову.
— Правда? И кто же это?
— Жди здесь! — велела Мамаша Лукреция и завопила так громко, что на полке зазвенели бутылки. — Лукас! Где ты, негодник?!
Дверь кухни распахнулась, и из-за нее высунулась светло-русая голова взъерошенного мальчишки.
— Чего еще? — зевая, спросил он.
— Живо метнись и приведи сюда госпожу Моран! Скажи, что я нашла ей новую девчонку.
— Ладно, — недовольно протянул паренек и нехотя потащился к выходу.
— Бегом! — старуха схватила метлу и наподдала лентяю под зад. — Вот паразит! Только и делает, что жрет, срет и дощечки свои строгает! Свалился же на мою голову никчемный племянничек!
***
Доминика сидела за столом, гадая, что за работу предложит ей таинственная госпожа Моран. На кухне готовилась еда, и от ее соблазнительных запахов сводило живот. За миску супа она, казалось, была готова на что угодно.
Через полчаса дверь в таверну отворилась, и на пороге показалась женщина средних лет в черном платье и шляпке с вуалью. Доминике бросилась в глаза ее огненно-рыжая шевелюра. Какой необычный цвет! Неужели она красит волосы?
Мамаша Лукреция указала на Доминику, и женщина присела за стол напротив нее.
— Как тебя зовут, дорогая? — ласково осведомилась она.
— Доминика Финелли.
— А я — госпожа Моран.
Она двумя пальцами взяла Доминику за подбородок и внимательно изучила ее лицо. Той не понравилась такая бесцеремонность, но она сдержала свое недовольство, боясь оттолкнуть возможную нанимательницу.
— Я слышала, ты нуждаешься в работе, моя сладкая? — поинтересовалась госпожа Моран, явно довольная результатом осмотра.
— Да.
— Разве твои родственники не могут тебе помочь?
— У меня никого нет. Я одна.
— Ну что ж, думаю, ты нам подходишь.
— А в чем заключается работа? — спросила Доминика, пристально глядя на женщину.
Та подняла брови и усмехнулась.
— Ну… скажем так… ты должна будешь прислуживать посетителям моего заведения.
— То есть, это работа трактирщицы?
— В некотором роде… да, — улыбнулась Моран. — Идем, сейчас ты сама все поймешь.
Фраза «в некотором роде» показалась Доминике двусмысленной, но в этот момент ее желудок выдал такое замогильное бурчание, что она решила хотя бы разузнать, что за место ей предлагают. В конце концов, всегда можно будет отказаться, если что-то придется ей не по нраву.
На улице ждал экипаж, запряженный парой лошадей. Кучер распахнул перед дамами дверцу, и они вошли внутрь.
Всю дорогу госпожа Моран пристально изучала лицо Доминики, откинувшись на мягкую спинку. Под неотрывным взглядом та чувствовала себя неуютно, но глаз не опускала. Ей до смерти надоело перед всеми унижаться.
Место, куда они направлялись, располагалось недалеко, в том же квартале, что и таверна. Минут через пять карета остановилась у входа в двухэтажное каменное здание. На его вывеске была нарисована красная туфелька, и Доминика с любопытством уставилась на нее.
«Обувная лавка, что ли?» — подумала она.
42. "Красная туфелька"
Доминика с интересом озиралась по сторонам. Просторный зал совершенно не походил на обувную лавку, а напоминал скорее ресторан. Пушистый, но местами потертый ковер; сверкающий в углу рояль; свисающие с потолка массивные люстры — все просто кричало показной, хоть и слегка пообтрепавшейся роскошью. Было очень странно видеть заведение с бархатными гардинами, тиснеными обоями, позолотой и мишурой в бедном районе среди грязи, свиней, и покосившихся хижин.