Так проходило время, когда вдруг до ушей старика долетел странный, едва слышный свист. Было похоже, что лед вдруг начал издавать тихий звон, разрезаемый металлом, или что ветер заблудился где-то подо льдом и теперь со свистом вырывался оттуда через какие-то щели. Малахуда вздрогнул и, поднявшись с места, быстро подошел к краю ве1ршины, где берег обрывался, отвесной скалой спускаясь к морю. Он остановился на самом краю и устремил вдаль напряженный взгляд. Там далеко, далеко на ледяной, сверкающей плоскости появилось как-будто несколько черных точек, на вид неподвижных, которые, однако, быстро увеличивались в размерах и отдалялись друг от друга...

Теперь старик повернулся направо, где на самом высоком месте была большая куча хвороста, покрытая заснеженными ветвями. Быстрым движением он стащил с нее эту защитную крышу и посохом поправил лучину, приготовленную у подножия. Через минуту разгорелся огонь, столбом поднимаясь вверх вместе с клубами дыма.

Черные точки тем временем стали еще ближе: уже можно было различить несколько саней, летящих по льду с развернутыми по ветру парусами. Малахуда, стоя около пылающего костра, пересчитывал их издалека... Тень упала ему на лицо, и губы беспокойно вздрагивали.

Он спустился с вершины окольным путем и сошел на берег, где море врезалось в него небольшой затокой.

Из саней заметили огонь и поняли, что должен означать этот костер в раннюю утреннюю пору, потому что вскоре они описали широкий полукруг и въехали в закрытую от ветра затоку. У берега паруса свернули, одновременно тормозя бег саней брошенными под полозья цепями. Из первых саней, которые приблизились к берегу быстрее остальных, из-под кожаной крыши выскочил Анаш. Малахуда быстро подбежал к нему.

– А Победитель?

– Он с нами. Вон в тех, средних санях...

– А остальные? Те первые и Ерет?

– Остались там.

– Они живы?

– Да. Хотя там полегло много. Живые остались гарнизонами на равнине в завоеванной земле... И я скоро туда вернусь...

В эту минуту сани Марека подошли к берегу, прорывая кованым носом борозду в прибрежном снегу. Воины начали выскакивать из-под кожаных укрытий, послышались радостные крики. Наконец вышел и Марек. Заметив Малахуду, он быстро направился к нему.

– Старик, я приказал везде тебя искать... Бывший первосвященник поднял руку.

– Поговорим теперь. Раньше не было такой возможности. Прикажи, господин, этим людям ехать в город, пока еще держится лед. Тебя я отошлю туда позднее.

Марек отдал Анашу соответствующий приказ и смотрел, стоя рядом с Малахудой, как сани, остановленные на бегу, снова стали ставить паруса и рассыпаться широким полукругом для продолжения пути. Внезапно ему пришло в голову, что эти люди раньше, чем он, увидят золотоволосую Ихезаль, которая, наверное, выйдет на ступени храма и будет искать среди прибывших его...

Сани тем временем уже мелькнули на ледяной поверхности и исчезли.

– Холодно,- сказал Малахуда.- Пойдем.

И не дожидаясь ответа, пошел вперед с собаками, ни на шаг не отстающими от него. Марек последовал за ними. Так они шли в молчании довольно долгое время, пока не оказались у входа в пещеру старика у подножия горы.

Марек задумался, увидев это почти первобытное убежище первосвященника, некогда управляющего всеми людьми на Луне и привыкшего к роскоши, но, не сказав ни слова, вошел за ним низким скалистым переходом в пещеру.

Здесь Малахуда взял его за руку, давая знак, чтобы он сел.

– Я хочу поговорить с тобой, сынок,- сказал он.- Тогда, когда ты прибыл на Луну, для этого еще не наступило время, но теперь пора. Ты многое сможешь понять, когда я тебе расскажу... Не сердись, что я называю тебя сыном, тебя, который такой огромный и которого здесь называют Победителем. Я старик и желаю тебе только добра...

Марек наклонил голову.

– Старик, с той минуты, когда я первый раз услышал твои слова, я хотел быть вместе с тобой и разговаривать откровенно.

– Тогда это было преждевременно, преждевременно! Только теперь... Но сначала расскажи мне, где ты был и что делал, я хотел бы услышать обо всем из твоих собственных уст...

И Марек начал долгий рассказ. Сидя на камне, покрытом шкурой, во мраке пещеры, где огонек нефтяного светильника был гораздо более блеклым, нежели дневной свет, пробивающийся сквозь щели в потолке, он подробно рассказывал о всем своем походе, о сражениях, схватках, победах и неудачах. Он не утаил ничего, даже своих опасений, что неполный разгром шернов не принесет добрых плодов и не обеспечит долгого мира - не скрыл и того, что, по его убеждению, дальнейшая война с ними в их горной стране вещь невозможная... Рассказывал, как с большими сомнениями оставил гарнизоны в завоеванной стране, не уверенный, как сложится их судьба, если не в ближайшее время, то в будущем, когда соседство шернов будет висеть над новыми поселениями, как градовая туча, каждую минуту угрожая погибелью.