Галя выпрямилась в кресле и решительно произнесла в трубку:

– Я не хочу, не хочу этих сигналов из прошлого! Господи, убереги меня от них! Зачем, зачем он это делает? Зачем ищет меня? Не хватало только, чтобы Вова дознался здесь, по прошествии стольких лет! Что за фантазия – ворошить через целую вечность? Ой, оставь! Тут же любого отыскать не проблема. Как мне пережить эти дни? Не хватало только вздрагивать от каждого звонка! И особенно сегодня, в такой день! Одна надежда, что одумается. Что хватит ему здравого смысла не делать этого! Лер, знаешь, кошмарный сон мне сегодня привиделся, знала, что не к добру. Места себе с ночи не нахожу. Ха, права, каламбурчик хоть куда – всё произошло после сна. Нет-нет, ничего мне больше не говори! Голова кругом. Мне нужно прийти в себя. Давай, до вечера. Да. Да. Конечно, позвоним. Целую тебя. Пока.

Галя медленно положила трубку на рычаг, поставила снова коробку на пол сбоку от кресла и застыла в оцепенении.

Её парализовало понимание того, что появление бывшего любовника в её нынешнем существовании обернулось бы для неё катастрофой! Она не хотела рушить устоявшийся, ставший за эти годы эмиграции стабильным, уклад своей семейной жизни. Ведь прошлое так нескончаемо не хотело её отпускать! Очень долго он почти каждую ночь снился ей, её Володька. А порой она во время близости с мужем вдруг забывалась и ощущала его рядом… И начинала внутренне виниться… С годами это стало происходить всё реже, вчерашний день отступал всё дальше, и она как раз накануне их сегодняшнего с мужем юбилея уверила себя в том, что эта тревожная страница её жизни перевёрнута окончательно.

И вот – рок!

Нет, нет, она не должна впускать снова когдатошнего возлюбленного в своё настоящее! Она отдавала себе отчёт в том, что эта кратковременная встреча очень сильно взбудоражила бы её, лишила покоя. Потому что чувства могли вспыхнуть с новой силой… А тогда… Он-то вот уедет, а в её жизнь снова ворвётся смятение! Она с ужасом вспоминала, как тяжело, мучительно ей давалось распрощаться с былым, вычеркнуть из памяти те годы обмана. И что же, всё сначала? Нет, нет, только не это! Не видеть его, не питать к нему никаких чувств! Ведь сейчас она ощущала себя с мужем единым целым, испытывала к нему привязанность, воспринимала его совершенно близким, своим человеком. Порой, правда, она задавала себе вопрос, любовь ли это, но испытанное ею в прошлом безумное всепоглощающее влечение к любовнику заставляло её уклоняться от ответа.

Да, она очень дорожила тем благополучием, которое царило сегодня в её семье, и посему помыслить даже не могла о том, чтобы всё это вдруг сломалось.

Эти её тревожные мысли о разрушительных для её психики и для её спокойствия последствиях возможной встречи с прошлой её страстью усугублялись ещё опасением, что муж может уразуметь, что к чему! «Поймёт! Поймёт! Поймёт!», – пульсировало у неё в голове. Правда, было обстоятельство, которое в какой-то степени унимало её тревогу. Ведь Владимир по злой иронии судьбы был долго связан с этим её Володькой общей научно-исследовательской работой! И если бы получилось им тут столкнуться, её эксвозлюбленный, конечно же, объяснил бы эту встречу желанием свидеться с бывшим коллегой-сослуживцем. Но… у страха глаза велики. И Галю приводили в ужас мысли о том, что муж, сопоставив факты, обо всём догадается и что она себя обязательно выдаст, и что всё, что она годы держала в тайне, раскроется в момент! А муж вот-вот должен был появиться! Ведь по случаю юбилея их свадьбы он собирался прийти с работы раньше обычного.

Она просто сходила с ума! А в какой-то момент её тревога сменилась прострацией. Она прикрыла глаза и сжалась в комок в кресле. В голове тревожно теснились разные думы, перед мысленным взором вперемешку проносились картины из прошлого и настоящего.

Муж её Владимир был ей ровесник, моложав, интеллигентен. Его определённо можно было отнести к тому типу мужчин, которых называют интересными. Совсем молодым защитил он кандидатскую, а затем, с небольшим перерывом – и докторскую диссертацию. В Москве был специалистом в области строительной механики. Заведовал отделом в НИИ и, кроме того, преподавал: у него была часть ставки в ВУЗе.

И тем не менее, в конце тех перестроечных восьмидесятых годов двадцатого века Владимир стал подумывать об эмиграции. Да и не только он – ведь в воздухе буквально витало отъезд ное настроение, порождённое послаблениями, которые стали делаться властями в этом вопросе. И настрой этот, безусловно, усугублялся ещё и экономическими трудностями того времени.

А Владимиру, интеллигенту и учёному, как раз таки тяжело было вписаться в горбачёвскую перестройку. Государственную тематику в науке сократили до предела, а хозрасчёт, при котором каждый институт должен был самостоятельно искать заказчиков работ, просто выматывал. Кооперативные же дела Владимиру были не по нутру. Он привык полностью отдаваться своей работе и честно получать за это зарплату в окошечке с вывеской «Касса». Но вот отдаваться полностью ему становилось всё труднее. Перестройка породила неразбериху, многие толковые ребята бросились «хапать» в кооперативах. Как тогда говаривали – «куй железо, пока Горбачёв». А существенная доля тех, что остались в многочисленных НИИ, была не способна ответственно выполнять поставленные задачи. Вот и требовало начальство, которое ещё больше стало трястись над своими тёплыми местами, чтобы такие неординарные во всех отношениях индивидуумы, как Владимир, кроме науки занимались ещё и уймой организационных дел, которые в то непростое время требовали нечеловеческих усилий. На него, например, как на руководителя научно-технологического отдела волевым порядком повесили ещё и общее руководство имеющимися в институтском плане темами. Это означало, что он должен был отвечать за выполнение не только своей части работы, но и за работу смежных отделов, за обкатку технологии и за её внедрение в промышленности. Владимиру приходилось оставаться на службе допоздна и, кроме того, заниматься дома написанием отчётов, всяких сопроводительных документов, статей, авторских свидетельств и патентов. И это кроме подготовки к чтению лекций в ВУЗе, где его уговорили преподавать. И это ещё кроме ответственных изнуряющих командировок к заказчикам работ, выполняемых институтом, с целью сдачи определённых этапов. А зарплата в государственных учреждениях, в отличие от кооперативной вольницы, оставалась для каждой должности совершенно фиксированной. Он очень уставал, а Галя выражала недовольство таким положением вещей, да и просто жалела его. Он же заявлял ей, что единственное решение, которое он может предложить, это покинуть этот «кооперативный бедлам». И при этом старался убедить её в том, что «там» на службе его ничто не будет отвлекать от его прямых обязанностей. Потому что «здесь», мол, ведутся нескончаемые разговоры о научной организации труда, а «там» она существует де-факто.

И ведь в этом отношении он оказался прав. Приложив после приезда достаточные усилия к поискам работы, он в конце концов получил должность в исследовательском центре крупного концерна, где его задействовали в нескольких проектах. И, как он и предполагал, труд был здесь организован так, что каждый сосредоточивался на своей задаче, оснащался всем необходимым для эффективного её решения и не распылялся на выполнение побочных дел. Так что ощущал он себя достаточно комфортно, тем более что руководство обеспечило ему вполне приемлемые материальные условия.

Галя же начала здесь работать ещё раньше мужа. И попала она в компанию, из которой была недавно уволена, совершенно неожиданным образом.

Поначалу, до того, как купить собственное жильё, арендовали они небольшую квартиру в одном из домов в другом районе. И в доме том были единственными эмигрантами. Ведь в то время появление бывших россиян было для многих коренных жителей ещё почти в диковинку. Приезжие в подавляющем большинстве случаев не вызывали неприязни, а подчас рождали в людях благосклонное к себе отношение, у некоторых – даже жалость, а у совсем немногих – и желание помочь. Таким оказался и один из их соседей по дому. Он был мужчина в возрасте, проживал с женой и частенько заглядывал к ним, принося какую-то мелочь из утвари, которая для них действительно являлась тогда не лишней. А однажды, зная, что ни Владимир, ни Галя пока не работают, сосед этот сказал, что в компании, где он служит, появилось вакантное место химика, и что он может похлопотать за Галю. Галя и Владимир сначала опешили, а затем стали рассыпаться в благодарностях. Он остановил их движением руки, улыбнулся и сказал, что рад помочь таким приятным людям и что ещё не факт, что Галю примут, но попробовать стоит. А Галя таки произвела впечатление и начала работать! Потом они переехали из той квартиры в собственную, ту, где сейчас и проживали, и продолжали перезваниваться с этим редкой доброты человеком вплоть до его совершенно неожиданной кончины, о которой сравнительно недавно сообщила его жена.