Сейчас, потеряв эту работу, Галя не находила себе места не только по причине того, что не привыкла сидеть дома. Ведь она лишилась зарплаты и зависящих от неё пенсионных и других отчислений. А найти в таком возрасте достойную работу взамен потерянной было очень даже проблематично. Правда, её взялась пристроить соседка, тоже из эмигрантов, врач-терапевт Белла, которая уже передала её документы одному из своих пациентов. Когда Галя спросила, кто это, Белла ответила коротко: «Будет хоккей».

А пациент этот был не кто иной, как Саймон! Тот самый, заместитель Коварского! Любовник Эммы. И Галя вскоре даже побывала у него на интервью. И тот как будто бы впечатлился её знаниями и опытом. Но сказал, что в связи со сложной обстановкой в компании сразу дать определённый ответ не может. Хотя и заявил, что очень хочет положительно решить этот вопрос. Галя, конечно, знала истинную цену обещаний работодателей и поэтому не очень верила в эту Беллину затею. И в своих ощущениях она была недалека от истины! Ведь тогда уже решался вопрос о грядущих сокращениях в компании Коварского! Но ни Белла, ни Галя не могли этого знать, ибо не были близки с проживавшей в этом же доме и работавшей там Диной и представления не имели о том, что их сосед Пётр имеет отношение к Коварскому. А Галя к тому же и не столкнулась с Диной во время визита к Саймону и, естественно, не могла встретить там Петра, к тому времени уже тяжело болевшего.

Но в Гале, конечно же, теплилась какая-то наивная надежда. А как же иначе?

У Гали и Владимира – два взрослых сына. Старший, Михаил окончил медицинский факультет и начал работать в клинике. А Павел почти завершил выполнение выпускной работы по химии в университете. Какое-то время назад они, что называется, вылетели из родительского гнезда. Были не женаты, но жили отдельно от родителей на съёмных квартирах со своими девушками.

Что касается остальных близких и родственников Гали и Владимира, то родители Владимира после долгих раздумий ехать с ними отказались. Отец мотивировал это тем, что в свои шестьдесят при его слабом здоровье он окажется в эмиграции, как он выразился, за бортом жизни. В Москве же он имел профессорскую ставку в ведущем ВУЗе, был на хорошем счету, да ещё и прикреплён к престижному медицинскому учреждению. Мама Владимира, врач, поддержала решение мужа и в силу понимания того, что эмиграционный стресс ему категорически противопоказан, и по причине её тоже хорошей устроенности. Удерживала их, конечно, и прекрасная «сталинская» квартира в центре Москвы. Они и Владимира отговаривали от этого шага, убеждая его, что эти трудные времена пройдут и жизнь наладится. И что такой карьерой и такой квартирой, как у него – а квартира была под стать родительской – не разбрасываются. И что поедут они в полную неизвестность, и что это может плохо кончиться не только для него с Галей, но и для их маленьких детей.

Галя поначалу полностью поддерживала родителей мужа и ехать отказывалась. Тому были две причины. Первая – тот самый тайный бурный роман, который она тогда переживала и который только что совершенно нежданно-негаданно стал предметом взбудоражившего её телефонного разговора с подругой Валерией. А вторая – это болезнь её отца. Но в конце концов история с любовником закончилась, а отца подлечили благодаря связям родителей Владимира. И когда вдруг неожиданно для мужа Галя наконец-то согласилась на отъезд, за ней двинулись и её отец с матерью, которые были тоже вполне прилично устроены в той жизни, и младший брат её Юрий с женой Софьей и совсем маленькими дочерью и сыном. А вскоре после них собралась в путь и сестра Галиной мамы, тётя Мила, которая жила в Белоруссии.

За эти годы Галя потеряла здесь отца. Он умер после возвращения старой болезни, которая протекала долго и мучительно и которая, как считала Галя, обострилась по причине тоски, которую он испытывал в эмиграции. А мама её продолжала жить одна в маленькой квартире, которую они с мужем арендовали недалеко от детей.

Когда Галя с Владимиром, Галины родители и проживавший с ними в одной квартире Юрий с семьёй наконец подали в ОВИР документы на отъезд, к ним стали наведываться всякие тёмные личности. Приватизацией жилья тогда ведь ещё и не пахло. Принадлежавшие государству квартиры продать было невозможно. А эти визитёры предлагали им за каждую «хату» в среднем по тысяче долларов при условии, что они совершили бы фиктивный обмен. И не приведи господь было со всеми этими «покупателями» связаться! Даже если бы речь шла действительно о деньгах, а не о таких грошах! Поэтому, испытывая страх, они старались держаться подальше от этих типов и говорили им, что это ошибка и никуда они уезжать не собираются. Они понимали, что согласившись на подобную сделку, они подвергли бы себя серьёзной опасности. В общем, сдали они ключи в ЖЭК. И дачу в спешке обменяли на какой-то подержанный японский телевизор с крохотным экраном, который в то время был жутким дефицитом и который по приезду тут же и вышел из строя. То есть можно сказать, что фактически они почти всё бросили. И были в этом не одиноки. Так уезжали многие.

А приехав, они испытали необыкновенное облегчение оттого, что без проблем выпутались из этой леденящей душу истории с квартирами и сосредоточились на том, чтобы утвердиться в новой жизни. Поскольку Гале с Владимиром это удалось, они вскоре приобрели жильё в доме, где сейчас и проживали и где достаточно много соседей были их единоземцами, и в их числе Вера и скончавшийся её муж Пётр.

С Петром Владимир ранее знаком не был, и сошлись они уже здесь на почве какой-то общей поломки в доме. Они расположились друг к другу, ибо были личностями незаурядными и, как оказалось, имели множество общих интересов. Они иногда наведывались друг к другу. Пётр из гордости никогда не распространялся о своих проблемах, и Владимир о них и не догадывался, так как не обладал особой проницательностью. Так бывает, что талантливые в профессиональной сфере люди оказываются во многих жизненных ситуациях достаточно беспомощными и недальновидными. Скорее всего, причина тут кроется в том, что внутренние резервы таких людей почти полностью тратятся на реализацию их творческой предопределённости.

Галя с Владимиром не сблизились за эти годы почти ни с кем из жильцов их дома. Вот только Шурочка с одного из верхних этажей иногда бесцеремонно наведывалась к Гале, собственно равно как и ко многим другим соседям. Да ещё и Белла, врач-терапевт, сошлась с Галей и тоже изредка заглядывала к ней. Вообще же, когда Галя с Владимиром иногда встречались в подъезде или в лифте с другими жильцами, например с Диной и её мужем Леонидом, они вежливо здоровались с ними или коротко перебрасывались ничего не значащими фразами, при этом подчас даже не зная их имён. Такое вот в наше время происходит среди соседствующей учтивой интеллигенции! Да сейчас, собственно, это уже и не имело никакого значения, так как Галя и Владимир купили строящийся коттедж и в скором времени должны были покинуть этот дом.

А квартира, в которой они сейчас проживали, была большая, со вкусом обставленная мебелью, приобретённой уже здесь, в стиле, который был принят у «аборигенов».

Конечно же, они, как и подавляющее большинство покинувших Россию в те годы массового исхода, тоже отправили багаж, потратив на это уйму сил и денег. Собственно, деньги тогда и извести-то не на что было. Приобрести можно было всё только по бешеным ценам у спекулянтов. Обменять рубли на доллары было невозможно. Так что основная проблема была отыскать блат для изготовления багажных ящиков с чудовищной переплатой.

Как правило, люди, решившиеся лишиться советского гражданства, отправляли в этих самых ящиках стандартный «джентльменский» набор вещей, которые считались совершенно необходимыми и дефицитными за границей. В Союзе же тогда миф ходил, что с собой надо тащить всё: и зубные щётки, и очки от солнца, и чуть ли не туалетную бумагу и презервативы. Не говоря уж о крупных вещах. Ведь всё это «там» было якобы жутко дорогущее. Тронуться в путь без мебели – значило спать на полу. А уж без ковров – так совсем труба. Упаковывали, конечно, и то, что объективно бросать не стоило. И не только потому, что доставалось всё это в Союзе с большим трудом. А потому, что и «там» это ценилось. Например, хорошего качества столовые сервизы, серебряные и мельхиоровые предметы сервировки стола. Конечно же, и постельное бельё было необходимо, и носильные вещи. Не разбежишься ведь на первых порах всё это приобретать. А уж о шубах и дублёнках вообще двух мнений не было. Однозначно – везти! А при этом надо было ещё и ломать голову, каким предметам отдать предпочтение. Ведь были установлены ограничения по числу багажных ящиков и по их весу. Истинные интеллигенты загружали в них книги – как самое большое достояние. И почти у каждого в багаже почётное место занимали граммофонные пластинки. А Владимир упаковал ещё и пишущие машинки – тяжеленную электрическую «Оливетти» и портативную «Эрику», которые в России интенсивно использовал в своей научной работе, хорошо владея машинописью, и которые здесь, естественно, оказались ненужными по причине повсеместной компьютеризации.