Шрифт:
Виднеется поле, засеянное морковью. Ботва торчит из земли дружными и плотными рядами. Неподалеку стоит домик лесничего, в котором солдаты бреются. Рядом с ним растут сливовые деревья, охраняемые молодой дружелюбной охотничьей собакой. Доносятся обрывки радио из Грауденца [1] и Кракова.
Ноймарк. Город со средневековыми кирпичными башнями возле ворот, облюбованными голубями. Ветви фруктовых деревьев свисают прямо над дорогой, по которой проносятся колонны грузовиков. На востоке, где находится Кюстрин [2] , сгущаются сумерки. Прямо на мостах расположились зенитные батареи, и машинам приходится ехать среди орудийных позиций. Оттуда доносятся окрики. Быстро темнеет. Это первый затемненный город, который мы наблюдаем. Стоит теплый сентябрьский вечер, и все люди высыпали на улицу. Колонну автомашин буквально бомбардируют маленькие груши. В сумерках возле воды проступают очертания старых бастионов, на которых стоят зенитные орудия. Видны также мосты через Одер и казарменные улицы. Погрузка на машины продолжается до двух часов ночи. А над ними висит усеянное звездами небо. Светят также дуговые лампы, с которых сняли защитные экраны.
1
Грауденц, или Грудзёндз, – город в Польше. (Здесь и далее примеч. пер.)
2
Кюстрин – ныне приграничный город в Западной Польше, на правом берегу Одера у места впадения Варты.
Первый вечер. Работали до глубокой ночи – сказывалось отсутствие какого-нибудь планирования. У всех промокли ноги, и мы окоченели. Над нами висит звездное небо, а каштановые аллеи на табачных полях подсвечиваются бесчисленными карманными фонариками. Уверенные в своей безопасности рядовые солдаты поодиночке бредут на ночлег в места постоя. А вот и парковый ресторан «Монплезир».
Обслуживающий персонал все еще на ногах. На кухне, куда ведут все пути, наблюдается большое оживление. Всех встречает жизнерадостный хозяин заведения – товарищ по оружию и фронтовик. На кухне с печальным лицом суетится пышнотелая дама в белой рабочей блузе, а в зале – тощая и косоглазая официантка.
На втором этаже расположены три маленькие отдельные комнаты. Мебель из них вынесли, а полы застелили соломой. При этом из бесчисленных небольших окошек сильно дует.
«Он» [3] мучается от бессонницы, тогда как вокруг стены буквально сотрясаются от храпа. Так ему впервые стало понятно, что на войне не бывает настоящего сна. Сапоги, недавно доставленные со складов, еще воняют краской для кожи. У каждого второго ноги распухли, и все помогали друг другу их стянуть. Невдалеке расположился бывший владелец лавки колониальных бакалейных товаров из Бабельсберга. Его полное лицо смотрит прямо в потолок, а сам он, лежа на спине, глубоко засунул руки в карманы шинели, вытянув голые ноги. На округлом животике поблескивают пришитые в два ряда пуговицы.
3
Как уже отмечалось в предисловии, дневник ведется от третьего лица. Поэтому для лучшего понимания, что слово «он» относится к самому автору, в тексте оно берется в кавычки.
Главной темой разговоров всегда является еда. Пока еще можно что-то себе заказать, например, белокочанную капусту со свининой. А вот канонир Энге проглотил сразу четыре порции котлет, запив их лимонадом с неприятным привкусом, который можно налить из бака, стоящего у стены.
Последние плитки молочного шоколада. Столики в саду и неумолкающий громкоговоритель на дереве, из которого после каждого выпуска новостей раздается уже опостылевший всем «Марш немцев в Польше». Голос диктора новостей и комментарии Фрича [4] – политический обзор газет, содержание которого заранее известно. Между тем громкоговоритель никак не хочет падать с дерева.
4
Имеется в виду Ганс Фриче, который был более всего известен как радиокомментатор, выступавший еженедельно с обзором текущих событий в своей собственной передаче «Ганс Фриче говорит». Он начал выступать по радио с сентября 1932 г. и в том же году был назначен руководителем отдела известий на радио, представлявшего собой государственное имперское агентство.
Воскресное утро. Каркасное сооружение – туалет с облаком мух. У туалета «он» повстречал радиста Эртера – пожилого женатого человека с большими, широко распахнутыми жизнерадостными глазами, который огорошил его известием – Англия объявила нам войну. Эту новость остальные узнали только вечером.
Ясное воскресенье, ветер перегоняет массы теплого воздуха. Прогуливающиеся по воскресеньям рабочие пьют вместе со многими солдатами приготовленное на огне кофе.
Два дня спустя. Утро. «Он» попытался после ночного дежурства заснуть, зарывшись в солому. Куда там! Поступила команда всем строиться и собирать вещи для смены позиции – англичане произвели бомбардировку городов Куксхафен и Вильгельмсхафен.
Канал имени кайзера Вильгельма, сентябрь 1939 года
Небольшие замаскированные строения на дамбе вблизи групп вековых деревьев. Прожектора и орудия, расчеты которых составляют 8—10 солдат морской пехоты. Все пожилые резервисты, по большей части из близлежащих местностей. Часть из них до сих пор не переодета в военную форму. В рабочих комбинезонах с желтыми нарукавными повязками, они несут патрульную службу вдоль канала.
В трактире возле переправы расположилось одно из их отделений, состоящее по большей части из ветеранов Первой мировой войны. Все они полны решимости устроить свою жизнь как можно удобнее и превратить свое пребывание здесь в своеобразный отпуск, в котором на самом деле находится добрая их половина, в основном из Гамбурга. Некоторые даже пригласили к себе жен, и теперь они вместе с детьми проживают либо в гостинице, либо снимают комнаты в небольших одноэтажных кирпичных домиках возле канала.
Женщины вместе с детьми часто сидят за столиками в общем зале трактира. У одной из них, с мощным подбородком и довольно толстой, платье грозит разойтись по швам.
Жены вместе с мужьями часто поют песни. При этом одна из них, повязав передник, помогает трактирщику по хозяйству. Супружеские пары в одиночку и часто тесно прижавшись друг к другу, совершают прогулки по дамбе, где постоянно дует ветер. Мужчины, в невероятно плохо подогнанной форме резервиста и грубых солдатских сапогах, весьма комично смотрятся на фоне по-городскому разряженных дам в туфлях на шпильках. Не чувствуется ни настоящего расставания, ни подлинной радости от встречи после разлуки. Какое-то бессмысленное ожидание.