Часть рабочих приветствует солдата. Навстречу им бьет луч от фар мотоцикла, предупреждающего велосипедистов, которые едут на своих дребезжащих развалюхах, о приближении устремившихся на запад загруженных гравием грузовиков вермахта.

Богобоязненные средневековые представления о том, что шахт не хватает, не соответствуют действительности. К тому же католицизм, с его проповедями о положении рабочих промышленных предприятий, берлинцам просто чужд.

Первые впечатления рабочих – священник и мальчик, поющий на клиросе. Последнее соборование в маленьком деревянном черном домике, монашки, опекающие детей рабочих и водящие с ними хоровод, распятия во время крестного хода, церкви и школы, являющиеся государственными строениями.

Поселок, состоящий сплошь из низких домов рабочих, крытых черным шифером, и вечная сырость. Кованые сапоги и длинные ноги, растущие чуть ли не из живота солдат, доступные девушки.

После начала войны должны состояться первые воскресные танцы, и поэтому молодые работницы понесли свои деньги в парикмахерские. У девушек, идущих на исповедь, сплошь польские и югославские имена.

Воскресенье! Солдат из батальона воздушных аэростатов окружила толпа праздно шатающихся пешеходов. Не поддающиеся описанию крестьянские мальчишки в коротеньких штанишках, приехавшие на велосипедах из деревень позади леса. Потные прихожане, вытянутые бархатные школьные фуражки. Запомнились два блеклых, опухших и прыщавых школьника из Кёльна, снисходительно расспрашивавших солдат об их оружии. Ведь они знают все – и то, что на западе вот-вот начнется, и то, что с англичанами практически покончено, и то, что у нас есть секретное новое оружие и так далее.

Рабочие с военных заводов, мечтающие о снятии с них брони, чтобы записаться добровольцами в армию. Только они еще не определились, где хотят служить – в летных войсках или на подводных лодках. Однако один ефрейтор их разочаровал, заявив, что они физически к этому не готовы и поэтому, чтобы поправить свою физическую форму, должны принести солдатам печенье от пекаря. Тогда возмущенные таким заявлением рабочие уселись на свои велосипеды и скрылись за углом, чтобы подкатить с нескромным предложением к какой-нибудь шустрой девушке.

Вокруг много стаек девушек-подростков на велосипедах, которые, остановившись на обочине и болтая разный вздор, только и ждут, чтобы им кто-нибудь подмигнул, а затем с хохотом нажать на педали.

Пехотинцы, побывавшие в Польше и теперь находящиеся здесь на отдыхе. Среди них выделяется молодой альпийский стрелок с невинным взглядом подручного мясника. На его еще безусом и полном лице ничего не отражается. Появился также пожилой санитар, держа за руки детей хозяина квартиры, в которой он остановился на постой.

Прогуливаются и инженеры, шествующие под ручку со своими вторыми половинами и щеголяющие своими гражданскими костюмами, муфтами, меховыми шапками и зонтиками.

Иногда, когда ветер разгоняет висящий над поселком смог, становятся видны башни Кёльнского собора, а сквозь разрывы облаков проступают очертания двух вышек высоковольтных линий электропередач и двух фабричных труб.

По Варшаве звонят колокола. Начались ранние сумерки, и дети на велосипедах тоже со звоном разъехались пить кофе.

Четырехугольная глубиной в один метр яма, засыпанная соломой, а поверх нее – палатка. Прилипающая ко всему влажная глинистая почва. Яма постепенно наполняется дождевой водой. Однако это не мешало двадцатидвухлетнему ефрейтору спать на мокрой соломе глубоким, сладким детским сном. «Он» просыпается, клацая зубами от холода, понимает, что, судя по всему, простудился, но мгновенно вновь засыпает.

Ему вообще всегда хочется спать. Поэтому после смены позиций, не обращая внимания на нестерпимый жар, исходящий от громадной кафельной печи, «он» спит, расположившись рядом с ней в комнате, до носа натянув на себя одеяло.

Затем «он» встает и начинает листать похищенную у библиотекарши богато иллюстрированную книжку под названием «Женщины у первобытных народов». Перед ним фотография готтентотки [6] , надорвавшейся от работы негритянки с высохшей и отвислой грудью. За ней следует фото похожей на мальчишку берберской [7] девушки из Самоа с венком на голове. Будучи верным женихом, «он» с испугом читает о болезненных обрядах посвящения и операциях над вступающими в зрелый возраст юношами. Ведь его история обручения с дочерью начальника гарнизона в маленьком городке проста и прямолинейна – «он» сразу же отправился к ее отцу, пожилому ветерану Первой мировой войны, переговорил с ним, получил согласие и отправил короткую телеграмму своей матери, в которой значилось: «В воскресенье приезжаю с невестой».