Мама ни о чём меня не спрашивала. Она сидела рядом со мной практически целыми днями, обнимала меня, гладила по голове и рассказывала какую-то несущественную ерунду.

А я плакала, не переставая. По ночам кричала. Мама всегда оказывалась рядом и пыталась меня успокоить. Когда и где она спала — я не знала. Но меня не оставляли одну ни на минуту. Боялись, что я что-то с собой сделаю?

Когда наступило время регистрации для поступления в университет, я попросила:

— Мама, заполни, пожалуйста, за меня всё сама. Только приоритет ставь в столицу. Я в нашу область не поеду. Если не в столицу, то неважно куда, в любую другую область.

Мама понимающе кивала. Для поступления на третий курс после колледжа нужно было в университете на месте сдать профильный экзамен, а в моём состоянии это было почти неразрешимой задачей.

Чувствовала себя я очень плохо. В столицу родители поехали со мной, они же меня возили в два других города, куда я зарегистрировалась для поступления. Сама бы я ни за что не справилась. Я не могла спать по ночам, организм был измотан. Но на удивление, экзамены я сдала вполне прилично и попала, как и хотела, в столицу на бюджет на заочный.

Следующим вопросом стали поиски работы. В посёлке с работой было плохо, в наш областной центр я ехать не хотела категорически. Потому решила, что попытаю счастья в столице. Подумала, что так мне будет легче забыть о том, что случилось, да и проще посещать сессии. Мне было всё равно, в каком районе и в какую школу — лишь бы устроиться.

И снова мне повезло. Правда, взяли меня на место учительницы, которая ушла в декрет, а значит, место это было временное. Но меня это не пугало — я надеялась до этого подыскать себе другое место. Главное — у меня появилась работа с соответствующей записью в трудовой книжке, пошёл стаж. Я нашла маленькую, но очень чистую квартирку в старой пятиэтажке. Метро и магазины были неподалёку. До школы было близко — всего несколько станций метро.

Казалось бы, всё складывалось великолепно, если бы не моё самочувствие. По утрам меня слегка мутило, преследовала жуткая слабость, по ночам снились кошмары. Наверное, надо было пойти к врачу, но у меня совсем не было денег, поэтому приходилось как-то терпеть.

Я списывала своё состояние на психосоматику и надеялась, что, когда начнётся учебный год, сразу станет полегче — работа поможет мне переключиться и отодвинет страшные воспоминания на второй план. Но этого не произошло. Вернее, я действительно переключилась, стала лучше спать, но самочувствие не улучшалось. После продлёнки я едва доползала до кровати, не было сил даже ужинать.

В конце концов я всё-таки решилась обратиться к врачу. Семейный врач, записав все мои жалобы, дала направления на анализы и отправила меня к гинекологу. Вопрос, когда у меня были последние месячные, поверг меня в шок. Я не помнила! И ещё я не помнила, чтобы они хоть раз были у меня за всё то время, что я провела у родителей и в столице. Меня предупреждали в больнице, что может быть нарушение цикла, поэтому я не волновалась.

— Девушка, так может, вы беременны?

Я помнила, что Глеб говорил, что использовал презерватив. И Макс, кажется, тоже.

— Вряд ли. Ведь презерватив даёт гарантию?

— Если не порвётся, то да. Вы уверены, что не рвался?

— Не знаю.

После мучительного для меня осмотра на кресле врач вынесла свой вердикт: беременность примерно 12 недель. И отправила меня на УЗИ. Там диагноз и срок подтвердили. При этом сказали, что ребёночек развивается нормально.

Вернулась с УЗИ к врачу я в полном шоке.

— Девушка, я не спрашиваю, будете ли вы оставлять беременность. На таком сроке аборт делать поздно.

— А другие варианты какие-то есть?

— Нет, ребёнок развивается нормально. Показаний к прерыванию нет. Судя по тому, что я вижу, вас изнасиловали, да? Это ребёнок насильника? Будете вставать на учёт?

“Какой ужас, какой ужас, какой ужас” — это была единственная мысль, которая билась в голове. Что же мне делать?

— Я не знаю.

Я и правда не знала. Могла ли я быть уверена, что Глеб не соврал и что он действительно использовал презерватив? Я совсем этого не помнила. А вот Макс точно предохранялся, но, когда я выбрасывала резинку, мне показалось, что с неё что-то текло. Я подумала, что это моя кровь или какие-то мои выделения. Но ведь могла вытекать и сперма? Значит это мог быть ребёнок Макса?

Какой ужас! Я даже точно не знала, кто его отец! Зато в том, что я — его мать, сомнений у меня не было. А значит, я должна была нести ответственность за произошедшее.

— Ставьте меня на учёт, раз другого выхода у меня нет.

Врач выписала мне целую кучу направлений на анализы и наконец-то отпустила. Я пыталась отказаться, объясняя, что на всё это у меня не хватит денег. Она черкнула на карте “мать-одиночка”, сделала какие-то пометки на направлениях и строго сказала:

— Вам эти анализы должны сделать бесплатно. Если будут требовать оплату, придёте ко мне — будем решать через главврача.