Шрифт:
Последовательно передавая свои полномочия другим работникам, он всё же наладил работу в комитетах, так, что ему приходилось принимать только узловые решения. Например, министр тяжёлого машиностроения требовал и стучал кулаками по столу, настаивая на том, чтобы заводы Солнечного начали выпуск машиностроительных станков, а Александр вполне разумно возражал, что у министерства пять станкостроительных заводов, вот пусть и делают себе что захотят.
Пройдя последовательно все стадии, скандал докатился до председателя правительства, и Булганин поддержал Александра, указав министру, что у Солнечного, свой план, и нарушать его они не имеют права. И в этом плане, нет станков для Тяжмаша. И вообще это не их профиль. Зачем прокатному стану валки с точностью до микрон?
— Тогда что они будут делать? — Удивлённо спросил министр тяжёлого машиностроения, и получил резонный ответ.
— А вы, Николай Иванович с какой целью интересуетесь? — Ласково спросил Булганин. — У Александра Леонидовича в Солнечном вообще только оборонная продукция, и изделия для секретных проектов. Из несекретного только какие-то там диски для оптического завода. И даже я не знаю зачем они там. Секретность такая что мне допуска не хватает. А у вас какая группа допуска?
— Первая. — Опешив произнёс министр.
— А у меня нулевая. — Булганин вновь улыбнулся. — А вот у Александра Леонидовича — группа два «А». Ну чтобы вы понимали: он может свободно войти в Ка Бэ которое делает новейший реактивный истребитель. И кстати, регулярно это делает. А я, вот не могу. Ну только если на испытательный полёт полюбоваться.
У Николая Казакова натуральным образом ком в горле застрял. Секретность это было серьёзно. За секретность спрашивали очень жёстко, а ещё жёстче спрашивали если кто куда лезет без производственной необходимости и нужных допусков. В кабинете Булганина как-то вдруг отчётливо повеяло сибирской прохладой и запахом свежесрубленных деревьев.
— Я всё понял, Николай Александрович. — Министр коротко, по-военному кивнул. — Разрешите идти?
— Идите голубчик. — Председатель правительства кивнул. — Идите и ведите себя благоразумно. А то взяли моду, понимаешь. Шум, крики… А Александр Леонидович у нас человек молодой. Вдруг решит, что у нас так принято? Это же совсем нехорошо получится. За ним ведь уже два десятка трупов. Зачем нам больше?
Единственное ведомство имевшее полный доступ к мощностям Солнечного, было министерство среднего машиностроения, занимавшееся в том числе советской атомной программой и ракетной техникой. И сверхвысокоточное производство должно было решить и решало многие их проблемы, в том числе и с турбокомпрессорами, которых требовалось огромное количество и разных видов, и с высоконапорными насосами и прочим. По каждому такому случаю собирался консилиум из учёных и технологов, которые решали, что и как нужно сделать, чтобы решить текущие вопросы.
Постепенно технология отрабатывалась до такого состояния, что её передавали на обычный завод Минсредмаша, а сами брались за что-то новое.
Солнечный стал тем чем и задумывался изначально — опытно-промышленной структурой, способной и на разработку технологии и на её внедрение.
И дело было не только в уникальном оборудовании и мастерах которых собрали со всего Союза, но и в том, что производственная цепочка была укорочена до предела, и не нужно было ни согласований, ни череды подписей на документе, а лишь визы главного технолога завода, и начальника отдела охраны труда.
Четыре завода, восемь конструкторских бюро, и шесть научных институтов выдавали на-гора результат, которого в иных обстоятельствах нужно было бы дожидаться годами. Во многом именно усилиями учёных и мастеров Солнечного, первый космический корабль, который провёл на орбите больше недели, поднялся весной 1962 года.
Распоряжением Генерального конструктора Клейменова, все корабли имели научную и практическую нагрузку. Для Востока 3 это была фотокамера, сделанная трудом инженеров трёх советских оптических заводов.
Космонавты Гагарин, Береговой, и Титов, сделали огромное количество снимков из космоса, в том числе и с помощью камеры сверхвысокого разрешения Алмаз с зеркалом диаметром в полтора метра. Зеркало изготовили из энергетически упрочнённого бериллия, так что вес его составил буквально пару килограммов.
Ещё гремели салюты в честь героев-космонавтов, ещё не стихла буря в газетах всего мира, а космические снимки уже рассматривали в лабораториях Главного Разведуправления, где работали с материалами аэрофотосъёмки. И уже через час, начальник отдела полковник Мельниченко попросился на доклад к начальнику Шестого Управления, которое в числе прочих задач занималось и разведкой с воздуха.
А с самого утра, руководитель управления вместе с начальником генштаба сидели в кабинете министра обороны, выкладывая из снимков большую карту.
Матвей Васильевич Захаров, начальник ГРУ по должности вполне хорошо ориентировался в аэрофотоснимках и помогал начальнику управления.
— Вот, товарищ маршал. — Захаров кивнул на стол для совещаний усланный ковром из снимков. — Это Флорида, мыс Канаверал. База космического командования ВВС США. А вот здесь находится остров Меррит — Айленд, где располагается сборочный комплекс, НАСА. — генерал показал карандашом на снимок. — А это, — карандаш сместился чуть вниз. — Американцы перевозят для следующих технологических операций новый космический аппарат. Здесь ребята пристроили линеечку для понимания, и видно, что размеры аппарата куда больше чем даже наш Восток — три. А ведь там спальные места были и вообще всё необходимое, включая воду.