— Глава Гарольд, желаете пройти через галерею Императоров или через зал Освобождения?

Как в музее, невольно подумал Сергей, сдержав ухмылку.

— Через зал освобождения, — сказал он.

Императора он и так увидит, а вот на Гамильтона посмотреть не помешало бы. Вдруг какая мысль осенит? Сходство дворца и Академии, параллели, какие-то новые идеи, например. Попадавшиеся навстречу юные девицы, в кои-то веки, смотрели на Гарольда без всякого интереса и желания отдаться в ближайшей нише. Прямо-таки освежающая перемена, хоть бери и падай на колени, возноси молитву Матери-Магии.

Круглый и светлый — благодаря стеклянному куполу — Зал Освобождения встречал гостей огромным портретом Альфреда Гамильтона. В центре стояла статуя, три мага пожимали друг другу руки, знаменитая «встреча на Эльбе», где Фламель, Гамильтон и Хофманн разгромили остатки сопротивления «армий простаков». Как и в прошлый раз, когда он читал об этом в учебнике истории, губы Сергея исказились ироничной усмешкой.

Кривое отображение и перекличка событий в двух мирах, его прежнем и нынешнем, магическом. Существовала ли между ними связь? Возможно, иначе как Мать-Магия сумела бы ухватить его душу?

Еще портрет Гамильтона, совсем юного, с дипломом магической школы, которая впоследствии станет Академией. Хофманн и Гамильтон, рука об руку, на огромной картине — аллегории начала Освобождения — парят в небе, словно ангелы, обращаясь к магам на земле. Небо расколото молниями, подсвечено едва заметным намеком на рассвет, и этом полумраке Гамильтон и Хофманн сияют, огненными аурами, и маги на земле тоже сияют и горят, выделяются в темноте.

— Портрет кисти уважаемого мастера Даниила Астона, — почтительно заметил сопровождающий.

Сергей бросил взгляд на него, опять отметив безликость и неопределенность возраста, и только потом понял, что остановился и стоял некоторое время перед картиной. Аллегория чистейшей воды, вымысел, ибо Гамильтон и Хофманн мотались телепортацией между мэнорами, собирая по очереди магов из семей, которые потом станут Священными Родами. Двумя отрядами они обрушились на Лондон и Берлин, без каких-либо там взлетов в небо или призывов, пыланий или пафоса. И только потом, сокрушив кровавыми ударами правительство, они обратились синхронно к остальным магам, озвучивая то, что назвали «Манифестом Освобождения».

Но все равно, картина завораживала, притягивала взор и не отпускала.

— Впечатляет, — вздохнул Сергей.

Он не разбирался в живописи, да и вживую по музеям и картинным галереям никогда не ходил, но тут проняло даже его. Скорее всего, потому, что картина была написана с помощью магии. Или несла в себе заряд магии, смутно ощущавшийся «энергозрением».

Маг-художник? Настолько мощно рисовал, что картины сами вбирали в себя магию? Или научился вкладывать магию в картины, фактически превращая их в артефакты? Скорее второе, решил Сергей. Как таковой, магии живописи в программе Академии не было, но имелись лекции по истории магии искусства, в рамках первых двух курсов и факультативные занятия для желающих.

Возможно, в Данииле Астоне просто сошлись талант художника и сила мага.

— Такому стоило бы висеть в Академии, — добавил он.

— Прошу прощения, глава Гарольд, но Даниил Астон был одним из первых выпускников Академии и подарил этот портрет своему наставнику, Альфреду Гамильтону, а тот в свою очередь преподнес ее в дар Императору, заявив, что не вправе владеть таким шедевром.

Странно, конечно, подумал Сергей, но допрашивать этого слугу о причинах поступка Гамильтона было бы глупо и бессмысленно. Преподнес и преподнес. Он пожал плечами и молчаливое путешествие по дворцу продолжилось. Мысли Сергея то и дело возвращались к картине в частности и искусству вообще. Заманчивый нетрадиционный способ убийства, но следовало признать — он не потянет. Ни гениальных стихов, которые пронзили бы Гамильтона в самое сердце, ни картины-убийцы, которая выпила бы из него незаметно жизнь, ни статуи, которая ожила бы ночью и задушила ректора.

Хотя нет, статую он пожалуй смог бы, силой крови Чопперов, изобразить подобие автономного мабота, с вложенной программой, да вот беда, Гамильтон в жизни такую возле кровати не поставит. Где он вообще ночует? В Академии ли он ночует? Еще вопросик для второй серии «Вопросы Эльзе».

Из зала Освобождения они прошли каким-то коридором и вышли еще в какой-то тематический зал. Мгновение спустя Сергей уловил тему, благо напротив входа висел портрет Фламеля, вскидывающего руку с философским камнем в ней. Под картиной были еще двери и возле них стояла стража. Императорские гвардейцы, все как на подбор могучие, мускулистые и высокие. Увешанные артефактами с ног до головы, с оружием и в броне. Наверняка имелись у них и карманы, расширенные чарами, а в тех карманах хватало разного оружия.

Опять же, не столько необходимость охраны именно этого зала, сколько равномерное распределение бойцов по дворцу. Чего опасался Император? Уж явно не нападения людей, хотя, кто знает, кто знает. Та реакция старших Чопперов на камень в маголет намекала, перефразируя классика, что не все так просто в Империи Британской. Внешние враги еще, но вряд ли гвардейцы смогли бы отразить налет маботов или хотя бы бомбардировщиков.

Возможно, Император просто следовал традиции, в конце концов и в родном мире Сергея вокруг всяких высокопоставленных лиц постоянно было полно охраны. Без всякой магии. Заговор Священных Родов против Императора? Тоже возможно, хотя и тут имелись нюансы.