Вчера встала пораньше. Сбегала на рынок за продуктами. Прихватила в «Кулинарии» тортик. Купила красного сухого вина из бочки в фирменном грузинском магазине. Всё на тот случай, если кому-то из друзей или родственников, захочется лично поздравить меня с прошедшим днём рождения.

И, конечно же, такие нашлись. Поздравляющие тянулись до самого вечера… Хорошо, что среди моих гостей никто не связан ни с музеем Гончарова, ни с Соловьёвым! Не пришлось рассказывать о пропавшей Именьковской коллекции. Поэтому день получился на редкость приятным…

Только поздно вечером, уже засыпая, я вспомнила, что сегодня должен был вернуться их поездки Сергей Борисович. А я ему даже не позвонила…

3 марта 2003 года, понедельник. 11 часов. Кофейня на улице Бебеля

Утром я пошла в «25-ый кадр». Лера подробно рассказала, как найти эту фирму: она оказалась всего в квартале от моего дома. Я и не знала, что в здании кинотеатра «Художественный», в котором несколько лет назад открылись два магазина и аптека, а недавно – интернет-клуб и зал игровых автоматов, есть ещё свободные помещения.

Они разместились не то на втором этаже, не то на третьем (ведущая туда лестница шла то вверх, то вниз, то снова вверх).

Потом пришлось плутать кривыми коридорами, полутёмными, с запахом старого и не проветриваемого помещения. Наконец я уткнулась в бронированную дверь с табличкой, на которой мерцал знакомый логотип. Приложила карточку к сканеру – дверь легко открылась.

Комната, в которую я попала, была узкой, не более трёх метров в ширину. И длиной, пожалуй, метров восемь. С двумя торцовыми окнами, наглухо закрытыми металлическими жалюзи. Напротив входной двери – вторая.

Справа и слева от неё, прямо на стенах закреплены с десяток мониторов, разделённых между собой небольшими шторками. Перед каждым – высокий барный стул. Меня удивило, что не оказалось ни клавиатур, ни мышек, да и самих компьютеров – видимо изображение на экран подавали из другого места.

Перед мониторами сидели люди в наушниках. Я не успела разглядеть, что показывали экраны, потому что почти одновременно со мной из противоположной двери в комнату вошёл невысокий плотный человек лет пятидесяти. Чёрный костюм с такой же чёрной рубашкой, аккуратная тёмно-русая бородка с лёгкой проседью, очки в тонкой золотой оправе. Всё это делало его похожим на католического священника.

– Игорь Дмитриевич, – представился он. – А вы, Людмила…

– Алексеевна.

– Я вас жду. Пройдёмте в гостиную, там будет удобнее разговаривать.

Следующая комната была почти квадратной, просторной и больше напоминала не гостиную, а холл. В ней не было окон – только двери. Кроме той, в которую мы вошли – ещё по две двери в правой и левой стене.

У глухой стены напротив входа стояли кожаный диван и кресло канареечного цвета. Между ними – стеклянный журнальный столик.

Я оглянулась на входную дверь. Всю стену рядом с ней занимали прозрачные и ничем не заполненные стеллажи.

– Мы ещё только обживаемся, поэтому пока пустовато, – пояснил Игорь Дмитриевич, перехватив мой удивленный взгляд.

Комната была залита светом, идущим из небольших круглых светильников, вмонтированных в потолок, в стены и даже, кажется, в пол.

Из-за слишком яркого освещения или из-за странного подбора материалов и цвета немногочисленной мебели, комната вызывала чувство тревоги. Чтобы подавить его в себе, я решила сосредоточить внимание на хозяине. Но, встретившись со взглядом его тёмных глаз, почувствовала себя ещё более неуютно.

Он же, широко улыбаясь, предложил мне расположиться на диване, а сам сел в кресло напротив. Приоткрыв, лежащий на столике, небольшой чёрный кейс, он вытащил прозрачную папку с бумагами и протянул мне.

– Это наша статистика. Используйте её в интервью, – не предложил, а скорее распорядился он. – Там же – мой рассказ о том, как я пришёл к этой методике.

Я пробежала текст глазами. Нашла место, где Игорь Дмитриевич рассказывал о себе. Это был набор штампов. Вроде: «Тогда я понял: двадцать пятый кадр – это панацея!». Или ещё: «Вот она – моя миссия: с помощью двадцать пятого кадра помогать людям!». Это было похоже на стёб. Но взглянув на автора я поняла, что тот писал совершенно серьёзно. Правда, о том, как и когда он познакомился с этой методикой, действительно, было написано. Поэтому я сказала:

– Хорошо. Но всё же хотела бы задать вам несколько вопросов. Не возражаете, если включу диктофон?

– Разумеется! Но и я тоже хотел бы записать наш разговор…

Я удивилась, но согласно кивнула.

Он вынул из кармана пиджака и положил на столик рядом с моим обычным диктофоном свой цифровой, размером со спичечный коробок.

– Кто-нибудь из ваших родственников лечился по методике двадцать пятого кадра? – задала я свой первый вопрос.

– К сожалению, все мои близкие умерли ещё до того, как я открыл эту фирму. Но именно их смерть послужила тому, что я стал тем, кто есть сейчас. Мой отец умер в белой горячке, а мама – от гипертонии, которая развилась на фоне избыточного веса.