Стена облаков стала еще выше, потемнела и теперь напоминала горный хребет.

Я еще раз отжал тряпку и вернулся в столовую. Поставил карандашницу на подоконник – с этой стороны небо было совсем чистое – и приступил.

Одну из стен целиком занимал книжный шкаф – и поэтому казалось, что в столовой пахнет книгами. Хрустнули, заскрипели, задыхаясь, старые часы – маятник задрожал. Я ходил по столовой с тряпкой и постоянно на что-то отвлекался – то прорычит за окном мотоцикл, то захочется в сотый раз перелистать подаренного Витькой «Айвенго» – с шикарными иллюстрациями – то еще что-нибудь.

Потом я влез в дедово кресло, откинулся, покачался туда-сюда.

На столике рядом с креслом лежала «сердешная» книга – обернутая для сохранности газетой. Я дотянулся до нее, открыл заложенную страницу и прочел – зачем-то вслух:

– Перед войной административно войдя в Казахстан, – я прочистил горло, – Чебачинск остался русской, казачьей, – я снова прочистил горло, – сибирской провинцией.

Дед читал эту книгу по кругу – раз за разом. Я же в ней ничего не понимал – и потому она казалась мне таинственной, загадочной и притягательной.

Загадочнее была только энциклопедия про космос – потому что всю семидесятую страницу занимала гравюра, на которой человек с посохом выглядывает за край земли, причем головой он как будто протыкает небо.

Я услышал, как щелкнула дверь в комнате сестры, потом ее шаги – в зале.

Бежать было поздно.

Сестра вышла в столовую, бросила на меня короткий ледяной взгляд и молча прошла мимо. Через минуту она прошла обратно, держа в одной руке кружку с молоком, а в другой – блюдце с печеньем.

На этот раз она на меня даже не посмотрела.

Я услышал, как дверь ее комнаты щелкнула, закрываясь – и только тогда выдохнул. За окном снова прорычал мотоцикл, я выглянул за тюль, прижался щекой к теплому стеклу, проследил взглядом за уплывающими в конец улицы клубами пыли. Потом нехотя встал, вернул книгу на место и, размахивая тряпкой, прошествовал в свою комнату.

Горный хребет из облаков вытягивался, огромные глыбы – целые утесы! – отрывались от него и пускались в самостоятельное плавание. Над крышами сновали ласточки, в сирени кто-то оглушительно чирикал.

Я протер стол, тумбочку, спинку кровати, полку, подоконник, подпрыгнул и хлестнул по шкафу. Со шкафа на пол медленно спланировал пыльный ком. Я наклонился, зажевал его тряпкой, а когда выпрямился – встретился взглядом со своим отражением в зеркале.

Зеркало крепилось к дверце шкафа и самую малость растягивало отражение вширь.

«Нет, – снова подумал я, – у меня глаза совсем не такие. У деда глаза серые, лучистые, с рыжими точечками».

Такие глаза были и у мамы – один в один.

У сестры глаза – бабушкины: карие, острые, на солнце загорающиеся золотом.

И только у меня… Со стороны можно сказать, что они такие же, как у мамы, у деда – серые, подумаешь. Но если присмотреться… У них глаза теплые, а у меня – холоднее, светлее, не серые даже, а какие-то почти синие, и точечек рыжих нет.

У меня глаза – как у отца.

Раздался глухой стрекот, и в зеркало я увидел, как по небу плывет кукурузник – крохотный, похожий на игрушку. Он нырнул в широкое облако, стрекот стал тише, потом усилился, потом стал угасать, таять – и скоро совсем исчез.

Я отступил на шаг, повернулся боком, скосил глаза, рассматривая свой профиль – нос, подбородок, скулы. Улыбнулся, нахмурился, опять улыбнулся и отметил, что чертами я скорее похож на маму – а то и на деда, какой он на старых фотографиях.

Я сразу повеселел, помахал отражению тряпкой, вышел в столовую и в те несколько шагов, что отделяли меня от подоконника, успел представить себя старым, седым и бородатым – я представил, как буду сидеть в кресле и читать «сердешную» книгу, или дремать, или смотреть телевизор, или слушать радио.

А когда я подошел к подоконнику и заглянул в карандашницу, оказалось, что жука в ней нет.

***

Видимо, он вскарабкался по траве и выбрался наружу.

В мгновение ока я обшарил столовую – заглянул под кресло, даже отодвинул угол дивана от стены – среди комьев пыли покоились фломастер без колпачка и брелок для ключей.

Жука нигде не было.

Я вернулся в свою комнату, обыскал ее, залез под кровать, сдернул и вытряхнул покрывало, перевернул подушку, прошерстил тетради, рассыпанные по столу, выдвинул и проверил ящики в тумбочке.