— Безусловно! — быстро ответил Рерих.

— Великолепно! Значит, мы договоримся, и у меня есть уже первый тост. Однако давайте наши переговоры проведем на трезвую голову.

Переговоры продолжались больше трех часов, и был момент, когда в дверь каюты деликатно постучали: дежурный матрос сказал, что Елена Ивановна разыскивает супруга. Пришлось на четверть часа покинуть каюту, дабы успокоить жену. И это оказалось очень кстати: появилась возможность посоветоваться с Ладой и совместно принять решение. Николай Константинович оказался прав: медиум и пророчица не была против. Наоборот — горячо одобрила решение мужа.

Утром 3 октября 1920 года трехпалубный пассажирский пароход «Зеландия» бросил якорь в порту Нью-Йорка. Было пасмурно, туманно и тепло; шел мелкий тихий дождь. Пока опускали трап, готовились к высадке пассажиров, Рерих с женой и сыном Юрием стояли на палубе и смотрели на смутные причудливые очертания гигантского города, вершины небоскребов которого терялись в тумане.

Похоже, все трое испытывали одинаковые чувства: беспокойство, щемящую печаль и тоску по России, которая теперь представлялась страной на другой, далекой и недосягаемой планете. И — боже мой! — как сложится здесь, в чужом непонятном государстве, их жизнь?

Впрочем, увереннее и спокойнее жены и сына ощущал себя на новом этапе бытия Николай Константинович: у него уже была здесь, в Соединенных Штатах Америки, ответственная миссия. («Во благо России», — останавливал слабые трепыхания совести живописец.) И возникшие возможности он использует для осуществления своего дела. Их с Ладой и сыновьями дела…

В порту и на рейде было спокойно: штормовые волны океана не могли проникнуть сюда. Над Гудзоном с пронзительными криками низко летали чайки.

Из книги Арнольда Шоца «Экспедиция Николая Рериха в поисках Шамбалы»:

Итак, американский период в жизни моего героя. Правильнее сказать — пациента на условном операционном столе под невидимым скальпелем, которым я, может быть, слишком грубо и неумело пытаюсь сделать глубокие надрезы на той субстанции, которая называется душой человеческой, с попытками проникнуть внутрь.

Позвольте начать с фрагмента из записей Николая Константиновича «Вехи», где автор камуфлирует себя под определением «мой знакомый друг»:

«…Было указано открыть в одном городе просветительское учреждение. После всяких поисков возможности к тому он решил поговорить с одной особой, приехавшей в этот город. Она назначила ему увидеться утром в местном музее. Придя туда в ожидании, мой знакомый-друг заметил высокого человека, несколько раз обошедшего вокруг него. Затем незнакомец остановился рядом и сказал по поводу висевшего перед ним гобелена: „Они знали стиль жизни, а мы потеряли его“. Мой друг ответил незнакомцу соответственно, и тот предложил ему сесть на ближайшую скамью. И положив палец на лоб (причем толпа посетителей — это был воскресный день — не обратила внимания на этот необычный жест), сказал: „Вы пришли сюда говорить об известном вам деле. Не говорите о нем. Еще в течение трех месяцев не может быть сделано ничего в этом направлении. Потом все придет к вам само“. Затем незнакомец дал еще несколько важных советов и, не дожидаясь (чего? — хочется спросить. — А.Ш.), быстро встал, приветливо помахал рукой со словами: „Хорошего счастья“ (получается — бывает „плохое счастье“? — А. Ш.) и вышел. Конечно, мой знакомый воспользовался его советом… Через три месяца все свершилось, как было сказано. Мой друг и до сих пор не может понять, каким образом он не спросил имени чудесного незнакомца, о котором больше не слыхал и не встречал его. Но именно так и было».

«Мой знакомый друг», как уже было сказано, — сам Рерих. Но кто же таинственный незнакомец? А это один из «великих учителей», махатм, которые с начала тридцатых годов ведут по жизни Николая Константиновича и Елену Ивановну, помогают им во всех благотворных для человечества делах, дают мудрые советы, руководят их духовным развитием, с ними супруги в постоянном контакте — это и личные встречи в Европе, в Америке, под азиатским небом, особенно часто в Индии, это и многочисленные письма махатм (потом они будут изданы отдельными книгами), это и наития, когда голоса учителей, обитателей Шамбалы, звучат в их сознании — особенно часто подобные «феномены» происходят с Еленой Ивановной.

И более чем успешная — по достигнутым конечным результатам — жизнь Рерихов в США, как всегда утверждали супруги, безусловно явилась следствием постоянного водительства «великих учителей», для которых русский живописец и его супруга — «избранные», «продвинутые».

Оказывается, в связи с переездом в Америку состоялись три встречи Рерихов со своими Махатмами. Одна — еще в Лондоне, на которой и было определено, что путь подвижников в Индию пролегает через Соединенные Штаты, и тогда же были получены первые напутственные советы. Затем состоялись две «американские» встречи с «ведущими» — в Нью-Йорке и Чикаго, и на них уже «обсуждалось» то, что супругам предстоит сделать здесь, в Новом Свете, перед тем как отправиться в Индию.

И в дальнейшем, на протяжении всей жизни (теперь я говорю только о Николае Константиновиче), правда, к финалу земного бытия все реже и реже, общение с Махатмами было постоянным, прежде всего «почтой» — от учителей приходили (всегда без обратного адреса) письма, которые с пространными пояснениями живописца теперь составляют внушительную часть его литературного наследия.

Проанализировав в этой связи все возможное — сами послания учителей и махатм, комментарии к ним художника и его учеников и последователей, сопоставив факты биографии моего «зашифрованного» героя — я беру на себя смелость утверждать: ни встреч четы Рерихов с «великими учителями», ни их писем к ним не было. Достаточно сказать, что не установлено ни одного реально существующего махатмы, писавшего Рерихам. Чаще всего это именно «чудесные незнакомцы», и остается верить на слово: «Но именно так и было…» Короче говоря, письма махатм — миф, притом на грани гениальности, созданный в семье Рерихов (я бы не удивился, узнав, что идея эта принадлежит Елене Ивановне). Этим потрясающим по своему величию мифом достигалось несколько целей.