С вечера я долго не могла заснуть, все переживала и прислушивалась, как там мой Иван. Хотя дыхание брата оставалось ровным, я боялась, что приключения на кисельных берегах могут как-то ему аукнуться. Но брат спал спокойно и сладко и даже не храпел. Поэтому и я рядом с ним постепенно пригрелась и погрузилась в сон.

Разбудили меня солнечный луч и проникший внутрь вместе с ним дивный запах грибной похлебки. Левушка, дежуривший первую половину ночи, еще толком не проснулся и забавно принюхивался во сне. Зато Иван, который и дома нередко подымался до света, отыскал возле лагеря грибницу и теперь со знанием дела кашеварил, словно извиняясь за давешнее происшествие на реке, хотя, по нашему с Левушкой мнению, ни в чем не провинился.

— Я решил, что белковая пища перед долгой дорогой не повредит и дедову крупу не испортит, — пояснил он, пробуя похлебку на вкус, пока Левушка заправлял варево дикой черемшой и розмарином. — Надеюсь, поганки в этом мире не научились прикидываться подберезовиками и подосиновиками?

Плотно позавтракав и свернув лагерь, мы извлекли из моей сумки заветный клубочек, на навигационные способности которого указывал дед Овтай.

Сначала ничего не происходило. Клубочек пару раз качнулся туда-сюда, затем замер и, судя по его виду, никаких попыток двинуться с места предпринимать не собирался.

— Может быть, следовало найти какую-нибудь горку, чтобы ему начальное ускорение придать, — скептически усмехнулся Иван. — Или пнуть.

— Я те пну! — погрозил кулаком Левушка, который и сам со сказочным GPS, кажется, пока не сталкивался.

— Ну, я не знаю, — пожал плечами Иван. — К нему инструкции ж никто не выдал.

— А если попробовать что-нибудь ему сказать? — предположила я, нагибаясь. — Ну типа «Клубочек-клубочек, укажи дорогу до Медного, Серебряного и Золотого царств».

То ли пришло время начала волшебства, то ли клубок меня услышал, то ли ему изначально, как и любому нормальному навигатору, для построения маршрута требовалось задать координаты конечного пункта. Но едва я распрямилась, он закрутился на месте, а потом, видимо, отыскав направление, резво покатился куда-то вглубь леса, петляя между деревьями так, что мы за ним едва поспевали.

Впрочем, дорогу он выбирал с таким расчетом, чтобы и самому не увязнуть в опавшей листве и переплетении корней, и нам позволить пройти, не изодрав рук и одежды о колючие заросли кустарников. Очень скоро мы с его помощью выбрались на достаточно широкую проторенную тропу, хотя кто по ней ходил, оставалось лишь догадываться.

Этот же вопрос, только немного в другом ракурсе, интересовал и Ивана. Тем более что даже я, редко углублявшаяся в лес дальше чем на десяток километров от нашей дачи, чувствовала, как пусто и тревожно звенит здесь тишина и насколько гулко отдаются в ней наши шаги. Иван же просто озадаченно крутил головой, прислушиваясь к каждому шороху.

— Я что-то не пойму, — наконец не выдержал он, когда мы приноровились к скорости движения. — А зверей и птиц тут вообще не водится? Я еще на той стороне удивился, что не видно не то что следов крупного зверя, но даже белок и птиц. Да и в заболоченной заводи у ручья не приметил ни личинок комаров, ни головастиков.

— Комары, положим, и в нашем мире ближе к осени пропадают, — напомнил другу Левушка, чуть замедляя шаг. — А насчет зверей и птиц ты все правильно подметил. В Слави им просто нечего делать. После смерти все твари безгрешные, как мы говорим, уходят на радугу и попадают в Правь, чтобы потом либо остаться в садах Ирия, либо вернуться обратно.

Он немного помолчал, следя за направлением движения клубочка и сверяясь с какими-то своими воспоминаниями, а потом добавил:

— Здесь тоже водится кое-какая живность, вернее, даже не живность, а нежить, которая из Нави приходит. И лучше с нею не встречаться.

Я, конечно, сделала вид, что нисколько не напугана словами Левы по поводу выползней. Однако от ребят старалась не отставать, настороженно вглядываясь в заросли жимолости в попытке приметить следы гнили или слизи, которыми, по словам Левушки, обитатели нижней части исподнего мира отмечают свой путь. Но пока лес выглядел мирным, а клубочек катился вперед, резво прыгая по кочкам, пробираясь под одинокими корягами, обходя буреломы и заболоченные низины.

Я почти успокоилась, когда где-то невдалеке раздался какой-то громкий и яростный звук, напоминающий рев корабельной сирены. Потом завывание превратилось в некое подобие оперного вокализа. Я даже мотнула головой, отгоняя наваждение. Слишком уж это напоминало распевание перед экзаменом по сольному пению у академистов.

— Ну вот, опять за свое принялся, — досадливо поморщился Левушка, расчехляя свирель. — Только время на него, безмозглого, тратить.

— Кто это? Выползень из Нави? — с явным интересом спросил Иван, вслушиваясь во все более уверенно звучащие переливы и рулады, удивительным образом сочетавшие и роскошные трели бель канто, и швейцарские йодли, а потом переходящие куда-то на гроулинг и даже, кажется, горловое пение, только без тувинского двухголосия.

— Если бы, — хмыкнул Левушка. — Див с дуба рухнул и теперь орет дурным голосом!