— Привечаем? — хмыкнул Никита, зацепившись за архаичное слово. — Странные у вас приветы! Даже к костру не зовете.

— А что тебя звать? — проговорил Лель холодно и насмешливо. — Хорошие люди сами приходят.

— Я тебя, собака сутулая, и не спрашиваю, — зыркнул на него голодным волком Никита. — Я с Марьей говорю. Или ты, моя краса ненаглядная, уже другого заступника себе нашла? — продолжал он почти таким же тоном, как тогда утром, когда Василису наркоманкой обозвал. — Другому лапшу на уши вешаешь, о своей великой любви говоришь? Да и любила ли ты меня когда-нибудь, Марьюшка, коли после одной ошибки уже и знать не желаешь?

И вновь я растерялась, не зная, как отвечать. Выходило, что я и в самом деле осудила и вычеркнула из своей жизни человека из-за минутной слабости, из-за неуклюжей попытки уберечь. А что, если Никита попал в Славь не потаенным шаманским путем, а просто, с горя наложив на себя руки? От него я, конечно, такого не ожидала, но в последнее время окружающие только и делали, что меня удивляли. И как с этим дальше жить, и что говорить обнадеженному Левушке?

Но говорить ничего не пришлось. В отличие от Никиты вещий Лель упрекать меня не стал, а просто завел величальную, поскольку сундуки в кладовых эпоса мы все равно исчерпали. Да еще вспомнил старую Мезенскую, которую мы с ним учили в музыкалке.

У нас был тогда крепкий костяк старшеклассников, потому руководительница решилась поставить свадьбу. Мне поручили роль невесты, и ни одна из завистниц не посмела возразить, ибо никто больше не сумел бы исполнить сложнейшее причитание под песню. Я и сама не знаю, откуда тогда взяла не столько технические возможности, сколько душевные силы выдержать без срыва нужный настрой. Но именно после выступления с этой программой на международном конкурсе председатель жюри из Академии не просто меня отметила, но и сказала однозначное: «Берем».

Впрочем, Лева хотел мне напомнить совсем о другом. Поскольку мальчиков в ансамбле всегда не хватало, а единственный ученик выпускного класса развесистый Сева Семушкин исполнял роль дружки, женихом выбрали его. Как же я комплексовала, когда языкастые девчонки подтрунивали над малолетком-недомерком, хотя Лель почти сравнялся со мной ростом и начал обгонять. Как же стеснялась, прикрываясь фатой, когда под звуки этой самой величальной мы, изображая поцелуи, едва соприкасались щеками. Получается, нас уже тогда повили?

проникновенно выводил Левушка, пока я, сбросив морок, наблюдала, как корчится, обращаясь в гниль и туман, лже-Никита.

И что на меня нашло? Как я могла обманку принять за живого человека? Впрочем, красивая сказка про отважного богатыря с самого начала оказалась бутафорским теремом, в котором лубочный пестрый фасад скрывает картонный пустой задник. А между тем все это время рядом летал ясный сокол, назначенный судьбой.

Когда оборотень-перевертыш рассыпался, разлетевшись стаей призрачного воронья, Лева не спеша закончил песню, а потом осторожно меня обнял. Я доверчиво и благодарно потянулась к нему. Несколько мгновений вряд ли нас погубят: даже если незваные гости прорвутся к костру, у нас есть факелы и копья.

Первый поцелуй вышел слишком кратким на мой вкус, но оказался достаточно горячим, чтобы отогнать подальше злокозненных тварей, грозивших нам из-под полога ночи. Я даже увидела огненное кольцо, взметнувшееся вдоль границы нашего защитного круга. Услышала вопль бешенства и боли, учуяла запах псины и паленой шерсти. Воодушевленные результатом, мы с Левой по обоюдному согласию решили продолжить, тем более что игравший в крови адреналин требовал выхода.

— Ты про сына просто так пропел или с намеком? — осторожно спросила я, чувствуя, как комок липкого страха в груди тает от разливающегося по всему телу жара.

— А ты как думаешь? — лукаво улыбнулся Лева, ласково прикасаясь губами к моим ресницам и мочкам ушей, затем снова отыскивая губы. — Я ведь еще тогда на тебя запал, но не знал, как подступиться.

— Что ж столько лет молчал? — ероша пальцами его и без того спутанные светлые волосы, проговорила я, подставляя для ласки шею и грудь.

Пожалуй, ради одного такого признания стоило разомкнуть границу миров.

Лева приглашение принял, томительно и нежно сантиметр за сантиметром перемещаясь к ключицам и распахнутому вороту. Похоже, он вспоминал свои ощущения у озера, убеждаясь, что тогда морок был почти ни при чем. Я еще немного откинулась назад в необоримом кольце сильных рук, замечая, что пламя костра не только не гаснет, но становится ярче, а сырой мрак сменяет обычная ночная свежесть. На этот раз к меду и яблокам в Левиных поцелуях ощутимо примешивалась соль. Этим вечером мы даже не успели умыться, да и окруженные трехдневной щетиной губы любимого заметно кололись. Но эти мелочи, помноженные на близость смертельной опасности, делали ощущения даже ярче и острее.