— Ну, Анка сдаст. Ходит, как кошка.

Настоящие имена в лагере были запрещены. «Анка», конечно, кличка. Каждый выдумывал себе псевдоним, кто во что горазд. Женя стал здесь «Лансом», хотя в его случае кличка носила, скорее, обрядовый характер. Ролик все смотрели.

Анка была маленькая хрупкая блондинка. Хрупкость, впрочем, была обманчива. Девчонка была на уровне, даже в полосе препятствий, а стреляла лучше него. Что было как-то совсем не правильно.

— Я уровень кандидата в мастера спорта восстановил, — похвастался Женя Альбицкому. — Надеюсь уехать отсюда мастером.

— Молодец, я видел.

Стемнело. Кроны сосен выделялись черным на фоне темно-синего неба. Костер разгорался, искры летели вверх, оставляя тонкие извилистые следы.

— Андрей, я хотел спросить. Правда, не знаю, насколько это допустимый вопрос…

— Спрашивай. В крайнем случае, не отвечу.

— Здесь ведь у всех ребят за плечами хотя бы одна успешная акция, да?

— Да.

— У Анки тоже?

— У нас гендерное равенство, — усмехнулся Альбицкий. — Здесь только проверенные люди. Вы — элита. Точнее вы будете ею. На двух первых акциях от тебя требовалось только беспрекословное подчинение, теперь, после этого лагеря вы станете самостоятельнее и автономнее.

Да, теперь он сможет сам сварить яд из пары травок из соседнего леса и нескольких безобидных добавок из местной аптеки. И собрать бомбу из компонентов из той же аптеки и деталей с любой барахолки. Эту часть курса он уже окрестил для себя «Поваренная книга вигиланта».

С ядами у Анки тоже здорово получалось. «Гермиона Грейнджер!» — восхитился он и был одарен очаровательной улыбкой. «Ну, женщины всегда на кухне лучше управляются», — заметил один из его товарищей и тут же получил по носу увесистой шишкой. И Женя радостно мысленно вычеркнул его из списка соперников. Ибо он дурак.

— Завтра начинается один курс, — сказал Альбицкий. — Курс тяжелый… Если ты все-таки собираешься работать в поле, пройти его надо в обязательном порядке.

— Конечно, — кивнул Женя.

— Да я знаю, что ты рвешься. Но все же я больше вижу тебя в аналитическом отделе. У тебя есть опыт, неплохие мозги и ты засветился. Как ты будешь работать в поле с такой известной физиономией?

— Есть пластические операции. Мне уже делали.

— Это неполезно в таком количестве. В общем так, завтра у нас еще начинаются лекции для аналитиков, и я там тоже надеюсь тебя увидеть. В крайнем случае, если упрешься рогом, тебе это и в поле пригодится.

— Хорошо.

— На мой взгляд, у тебя вероятность провала в случае возвращения в Россию более шестидесяти процентов. Так что подумай.

— Сидеть в теплом кабинете за компьютером и посылать на смерть других?

— Все полководцы так и делают, я в частности. И от аналитики пользы гораздо больше, чем от тупого нажатия на спусковой крючок. Чтобы ты делал, если бы аналитики не распланировали для тебя обе операции?

— Теперь, может быть, обойдусь и без аналитиков.

— Считай, что я этого не слышал. Те, кто обходятся без аналитиков, живут мало. Если вас здесь учат быть более самостоятельными, отсюда вовсе не следует, что можно заниматься самодеятельностью. Просто вы должны понимать свои маневры.

Женя кивнул.

— Андрей, понимаешь, просто невиновный человек сидит из-за меня в тюрьме, пока я здесь развлекаюсь. Я не могу так.

— Женя, не из-за тебя, а из-за них. И развлечения здесь специфические. Особенно завтра будет развлекуха.

— Тот самый курс для исполнителей, который я обязательно должен пройти?

— Да. Курс называется «Пытки». Ведет Кирилл Иванович. Ты его уже знаешь по курсу о слежке. Не пропусти.

Кириллом Ивановича за глаза все величали «майором». Майор был коренаст, приземист, широк в плечах, полон и казался бы добродушным, если бы не холодный, сверлящий взгляд слишком светлых водянисто-голубых глаз.

— Так, зачем им это вообще нужно, — говорил он. — Если будет угроза задержания, всю значимую информацию Лига сотрет: адреса, телефоны, имена. Это просто. У вас у всех стоят моды. Стереть память можно по сигналу со смартфона.

— А память об убийствах не будут стирать? — спросила Анка, которая, конечно, присутствовала.

— Это слишком сложно, — сказал майор. — Память о событиях записывается в несколько разных отделов мозга: память об эмоциях, о месте, о времени, о лицах, об обстановке. Это нереально стереть, не оставив следов. Любой компетентный психолог поймет, что память редактировали, когда посмотрит карту. И все равно сможет извлечь что-то из воспоминаний. А вот конкретику стереть легко. Если даже что-то останется, это не опасно для Лиги. Просто никто не будет пользоваться засвеченной информацией. А чтобы извлечь ее пытки не нужны. На карте все будет видно.

— Зачем же? — спросил Женя.

— Основных причин две. Первая: скорость. Заставить человека говорить можно быстрее, чем снять карту. И если до Лиги еще не дошла весть о вашем провале, они смогут воспользоваться информацией. И вторая причина. Они применяют пытки, когда им надо что-то сфабриковать, например, участие Лиги во взрывах или убийствах достойных людей, которые никто из нас не совершал. И вот в этих обоих случаях вам, ребята, надо постараться держаться. А как держаться, это познается на практике.