— Наверное, это не так уж и плохо.

— Нет, — хихикает он. — Я чувствовал себя таким свободным в тот вечер, когда уехал. Я добирался автостопом до Голливуда, жил на улице. Играл на гитаре за деньги, когда Дэйв нашел меня. Мы сменили мое имя, и я стал Джесси Ли. Он единственный человек, которому я когда-либо рассказывал свою историю. До тебя.

— Я никому не скажу.

— Знаю, что ты этого не сделаешь. — Он кивает и слепо смотрит на стол перед собой. — Странно то, что сейчас я в доме Бена, наблюдаю за ним с его ребенком... Я представил его монстром, но он кажется таким же убогим, как и я.

Я улыбаюсь его выбору слов.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Даже не знаю. Будучи трезвым, все это дерьмо продолжает пузыриться на поверхности и выплескиваться, и я не знаю, куда его девать. — Обе руки вцепились ему в волосы. — Вместо того чтобы думать об этом дерьме, мне хочется напиться вусмерть и забыть, как сильно ненавижу своего брата.

Я хочу сказать ему, что проходила через это. Растерянность, стыд, сожаление – я все это испытала.

— Для меня это имеет смысл.

Его подбородок вздрагивает от удивления.

— Серьезно?

Я киваю.

— Так что же мне делать? Я не могу пить, не могу нюхать. В мире недостаточно женщин, чтобы выкинуть это из головы.

— Сексуально. — Я бросаю ему в ответ его же собственное слово.

Он хихикает.

— Похоже, у тебя остался только один выход. Пора открыть этот шкаф и столкнуться со всем этим лицом к лицу.

— На что это похоже? Практически.

Я прикусываю губу. Сказать ли ему об этом? Могу ли я поделиться с ним своей самой глубокой, самой темной тайной? Его глаза светятся надеждой и предвкушением, пока он ждет, выглядя отчаянно нуждающимся во всем, что я могу предложить. Кто я такая, чтобы отказывать ему?

— У меня есть идея. Ты в деле?

Джесси ухмыляется.

— Да.

— Пошли отсюда.

Глава 14.

ДЖЕССИ

— Ты сможешь это сделать? — спрашивает Бетани и снова начинает грызть ноготь большого пальца, уставившись на отвратительный антиквариат перед нами.

— А есть способ сделать это так, чтобы мне не пришлось к нему прикасаться?

Скрещиваю руки и хлопаю ладонями по подмышкам, надеясь стереть воспоминания о том, как холодное, неумолимое дерево ощущалось под моими ладонями, когда я держался за него изо всех сил.

Она сплевывает на него кусочек ногтя.

— Я так не думаю. — Затем она переключается на другой большой палец.

У меня внезапно возникает вопрос: почему жевание ногтей, то, что я обычно нахожу непривлекательным, довольно мило с ней? Или, может быть, меня возбуждает тот факт, что она, похоже, так же увлечена этим стремлением к разрушению.

Бетани объяснила свой план по дороге к дому Бена. Ее лицо морщилось, как будто она съедала кислую виноградину каждый раз, когда говорила о стуле, и очаровательно краснела от волнения, излагая свой план.

Мы вытащили пластиковый детский бассейн на задний двор и наполнили его водой на шесть дюймов. Теперь самое трудное.

— Ладно, я сейчас принесу. — Я потираю руки. — Открывай дверь.

— Уверен? — Бетани приподнимает брови и сдувает длинную прядь волос, выбившуюся из ее теперь уже небрежного хвостика.

— Да.

— Постарайся вести себя тихо. Мы же не хотим разбудить ни Бена, ни Эллиот.

Я смотрю на стул из кошмаров.

— Тихо. Понял.

Бетани резко разворачивается, и я слышу, как открывается раздвижная стеклянная дверь, ведущая из спальни Бена на задний двор.

— Это всего лишь стул, — шепчу я.

Одним быстрым движением я хватаю вырезанное вручную дерево, которое передавалось из поколения в поколение свихнувшихся, зомбированных Лэнгли, и мчусь к заднему двору. Ублюдок тяжелый — вероятно, потому что пропитан слезами и гордостью юного Джесайи Лэнгли.

— Хорошо! У тебя получилось! Ты почти на месте, — тихо подбадривает меня Бетани, пока я неуклюже несу объект в дальний конец двора и ставлю его в детский бассейн. — Да! Ты сделал это!

Она поднимает руку, и я шлепаю по её ладони, что реально чертовски приятно.

— И что теперь?

Ее ухмылка наполовину злая и на сто процентов красивая, когда девушка берет мою руку и вкладывает в нее холодную металлическую емкость.

— Пора отправить эти воспоминания прямиком в ад, где им самое место.

Мой рот растягивается в зловещей улыбке, которая совпадает с ее, и я открываю крышку канистры с жидкостью для розжига.

— Это будет чертовски приятно.

— О, да!

Я обливаю деревянный стул, получая кайф от едких паров – или, может быть, это ожидание освобождения дает мне ощущение парения.