В сознании сходящихся миров

Тексты книги были написаны после серии сложных, глубинных, многоуровневых процессов переживаний. Исследование буддийской, христианской, исламской, суфийской религиозных систем мышления, а так же сикхизма, индийской философии, мифологии, египетской и тибетской книг мёртвых, религий Вавилонии, др. Египта и Шумеров, встречи с аскетами и специалистами в области изменённых состояний сознания произвели переворот в сознании автора.

В память о маме Посвящаю…

Автор не болен идеями или одной идеей. Автор написал то, что сам унести не смог, и понял, что поделиться с другими – ему щедрое вознаграждение. Не ради вознаграждения, а из-за чрезмерного богатства материала, необходимого для производства ментальных зародышей. Прошу, друзья, читая книгу, внимательно остановитесь на введении. Ежели сложно читать и Вам необходимо произвести особое и неадекватное усилие, не читайте. Если Вы настроились на самопрактику, книга не для некоего духовного прироста и психологизации собственного быта. Текст удобен только тому, кто сбросил с себя путы словесно-идейных толкований, и решил всего лишь ознакомиться с вариабельным, но точным, опытом одного из мириад опытов жизней. Ознакомиться, как знакомятся с книгой, и романом, и автором романа. Ознакомиться, и только. В том и разница между духовным приростом и пониманием. Понимание – не насилие над схемами мышления и трафаретной психикой. Вы нечто берете, пробуете на вкус, получаете удовольствие, даёте оценку и двигаетесь далее, тогда вы, – искатель необычного. Но ежели Вы посчитаете, что надо идти и идти, и вдаль, и задержаться, дабы снять пробы с качества, тогда вы исследователь. Если под описанные критерии не подходите, значит бросьте читать. Однако книга заранее и не специально написана так, что читатель у неё есть, или его нет. Итак, моё вознаграждение, – ваше вознаграждение, уважаемые читатели. Буду рад, если мои подсказки окликнули мыслителей, либо тех, кто пожелал открыться миру благих и бескорыстных дел.

Заманчив мир истин. Истина, что мы знаем о ней?! Неуловимая словесная подборка, фактура внешней деятельности. Онтологически истина величавое значение, метафизически истина теряется. Так? Теряется фактура, скажу Вам; и вообще, то, что теряется, это что-то между после фона и фоном, – оно потом находится, и обнаруживается нередко, и однако чаще всего остается, – и между обычным состоянием; когда внимание уже в рассеянной концентрации, и одновременно переходит в фон, в этом промежутке может быть замечена сознательная прослойка, очень тонкая, условная для условий, но чёткая, точная, ясная, когда очевидный выход из условий нарастает и совершается все чаще переход к необусловленным процессам, и здесь прошу быть осторожным в таких практиках, ибо мир, каким Вы его знаете, для Вас может закончиться, как и Вы для мира тоже. Есть люди, хоторые уходят в нервно-психические нарушения, либо в другие состояния, и там выход так или иначе есть, но когда из мира процессы вытягивают, таблетки и методы психокоррекции, снова породить жизнь для Вас не смогут; существует простое известное выражение,– потерять рассудок, или ещё корректнее, – лишиться рассудка, вот это то, что ждёт неосторожного ребёнка. Господин Юнг, а ещё раньше Моррель, описывали необычное состояние – dementia praecox, сегодня забыли об их описаниях, и в основе описаний процесс расставания с рассудочной деятельностью. Расстаться с рассудочной деятельностью – шаг сумасшедший, и вправду сумасшедшего шаг. Поэтому просьба отключить у себя функцию подвигов Героя. Практикуйте уверенно, мягко, а главное – исследуя. Настоящий исследователь в подобных областях, не злоупотребляет исследованиями. Вернёмся к Истине. Важно разобраться в том, что неистина/Неистина, – апофатический приём, который позволяет узнать о "внешности' Истины. Ведь грамотные люди понимают, что непосредственно истина непостижима, мы всегда обречены соприкосаться с её "внешностью". Об этом знал и Кришнаджи, и уважаемый Гхош, и знаком с этим Олег Георгиевич. Остановимся на фактуре и фоне, между ними "гуляет" апофатика (прием) [около "внешности" истины], иначе сказать то, чем занимается метафизика, однако не общая метафизика, – занимательная философская концептуальная деятельность, а специальная метафизика. Касались её немногие, один из них Мераб Константинович. В его времена, вход в сознание был уже малость приоткрыт (в данном случае не подразумеваются мощные системы знаний Востока, как то: индийская, китайская, арабская философии, и прочие известные системы знаний религиозного и философского уклада), потому и он коснулся малость, проделав огромную работу. Так вот, это значит, что специальная метафизика по сути свободна, пуста. Займёмся ею мы, настоящие поколения, специальные метафизики, психонетики, и вообще все трезвые исследователи и инженеры сознания. Фактура между фоном и обычным состоянием. Дам описание фактуры, после чего перейду к описанию состояния словесной оболочки; необходимо так, чтобы понять, как апофатически совприкасаться с "внешностью" истины. В свою очередь, апофатика не инструмент, а способ, который в лабораторных условиях, то есть в условиях эксперимента, позволит нам все более открывать понимание и о языке развёртывания смыслов, и о "создании" такого языка, отчасти конечно {создание взято в кавычки, чтобы акцентировать на пластичности и свободности такого языка}. Итак, нашу инженерную область условно будем именовать специальной метафизикой. И приступим к описанию фактуры. Фактура, термин технический, и более позволяет нам описать факт, а так же сосредоточиться на факте, дабы не уйти от факта в абстракцию или ложные информационные искажения.

Апофатика – один из приёмов входа в состояние между фактурой и фоном.

Фон, это то, что пребывает внутри факта, в настоящем факта, фактура в настоящем факта сглажена, ибо оператор не имеет возможности непрерывно наблюдать фактуру события, а значит и факта до определенного времени. Такая практика имеется, а значит применить технику фактуры вполне возможно и точечно. Одновременно практиковать состояние и фактуры и фона очень сложно, и мало кому доступно; необходимы условия, необремененные повседневной социальностью, ибо после применения техники распознавания фактуры и фона, могут происходить некоторые довольно неприятные эксцессы, которые на время выводят психику из обычного режима функционирования.

Сознание – единственное, что делает нас людьми. Автор тоже человек, и он обращается к другим. Глава автора предназначена как обращение и ещё немного для размышления о миссии. Текст книги непрост по своему значению и назначению. Автору стоило больших усилий попытаться опредметить то, что в принципе ещё несколько лет назад и более не думали опредмечивать, ибо величина и считалась величиной, а тогда и кантовать её не то, чтобы запрещено, но бесполезно, она все равно останется величиной. {Написанное автором адресовано тем, кем нечто излагалось, однако не похожим образом, но для тех, кому излагается, а излагается заинтересованным читателям}. Так-то оно так, величина никуда не денется, а вот вопрос взаимодействия с нею мы обязаны рассмотреть, как обыватели этих краёв космоса. Иначе силы нам не простят, и величина будет на нас давить, бросая вызов к изменению. И она бросила вызов уже, многие зашевелились, кто куда и кто как. Способы препровождения своего досугового времени, выделенного здесь с рождения и до смерти, очень не мало (с ударением на о), однако мало (ударение на первом слоге) мышления и чуточку всего лишь сознания. Добудем мышление и пойдём за сознанием.

Главы книги устроены специфически, в них нет намерения запутать читателя, или ввести в заблуждение. Автор стремится показать возможное при невозможном, таким образом ненамеренно изменяя ритмику текста, чем то было бы только художественно стилизованно, публицистически или ещё как-нибудь, автор ведёт читателя к подступу к присутствию, а присутствие – расположение к пониманию. Только таким видится автору начальный путь любого смыслового выражения, там, где оно есть, и там, где переживается, и среда смыслового выделения. Истории книги объединяются не просто так в именуемые главы и несут в себе мозаично-предусмотрительно-последовательно-коллатеральное образование. Посему книга представляет собой энтропийный стиль изложения и текстовую энтропийность. А опытность и смысловые переживания идут от подобной энтропийной [ана]структурности изложения текста. В этом же и заключаются метаформалии, метаформальность текста, что текст не привязывается к фиксации, к самой такой фиксации, которая его удерживает, и каждый раз обращаясь к тексту, читатель не может ухватить одно и то же одинаково идентично, читателю приходится проделать путь от схваченного к трудоемкому постижению схваченного и синтезу "выделяемого".

Последующее обращение к тексту изгибает ракурс прошлого призматирования к следующему, настоящему. Таким образом мы можем иметь разные синтезы и всякие их выражения в формах. И хотя управляемость процессом ещё оставляет желать лучшего, как говорят, но подобное воплощенческое форматирование (ударение на второй букве а) и есть свободное обращение с языком и его знаками, и все же их точное применение. Для этого нам стоит "приобрести" лишения в логике. Ибо человечество поражено историями умозаключений на основе логики и логизации, все, от детства до смерти, логизируется, и следы этих поражений теперь не только в человеке, а и в его детищах, в атмосфере существования, – развернутого демонического пространства; до взросления, значит, далеко, но вот то, что между детищем и взрослостью, – пустотно и пусто, незаполненность определяется критерием сработанной логизации и кризисом синтеза. И догадываясь, и понимая универсальность природы и языковых связей, и признавая, что человек часть языка природы, сам человек может только породить язык в языке. Это эмпирия его возможностей и трансляция как перевод в предметно-опосредованное, в непосредственно-предметное и феноменалистичное, убегающее от видения, что позволяет более не фиксировать и не регламентировать статичной знаковостью смысловое выражение, а – ЗНАТЬ. Следующее, автор рассматривает отношение сознания к личности, "зная" о сознании, осознавая сознание, личность может модифицироваться и изменяться методологически, способом замещения, или поступательными катарсическими движениями, хотя такой человек должен быть обучен ряду простых технических инструкций. Вспоминаю важное и не очень событие, сегодняшнее, недавнее, встречу двух людей, автора, и человека в смеси Фриды Кало и помощницы Кроули, и немного от самостоятельности, пожалуй это портрет-картина, в живую человек-девушка в золотом сечении лица, развязанностью в характере, лёгкой легкомысленностью и провидчевой переживаемост[и]ю, правда переживаемость провидчева в ней непроизвольно, при произвольном произведении это посредственность и неврогения, та, что присуща "человеку порожденному"; неврогении можно только лишиться, она отнимает «я» от вас, как придаток от ствола, порой болезненно и часто так, реже медленно, шаг за шагом, во втором случае свободы от неврогении можно "ждать" годами. Свободный от неврогении уже человек рождённый, тот, которого привел, благословил и родил Господь, до того, как он существовал, конечно. К событию: общение проходило в такой обстоятельности и простоте, в чем собеседники не чувствовали друг в друге сопротивления. И несмотря на фриковость человека, автору удалось обстоятельное изложить компактно с запуском состояния psy, ведущего к новой организации сознания, ибо старая организация отжила себя, и давно сработанная, поддерживалась стереотипией малообыденной жизни [собеседница в основном ведёт полузакрытый образ жизни, общаясь с собакой, с амадинами и автором, а также игнорирует общение потомственного психиатра, болеющего неврозом и насильственной навязчивостью ставить людям диагнозы, но только не себе]. Активация psy даёт начало развертыванию в пространство, о подобном автор писал. Итак, маленькая миссия состоит в дифференцировке лиц с psy возможностями, пусть отдалённо напоминающими способности зачатого сознания и сознавательных, однако, способностей, необходимых в работе, названной человеком дела когерентными группами, правда некоторые из psy возможных из-за своей невысокой целенаправленной личностной организации могут участвовать опосредованно или заочно через участника когерентных групп, тем не менее их вклад в инженерные работы по работе с сознанием имеют свою немалую цену. Миссия состоит в вкладке материала для порождения после него нового, того, что до сей поры не имелось и/или было скрываемо прошлым. Не всё в тексте книги разумно по разумению, а разумно по недоразумению. Пусть читатель для себя энто уяснит, або читаемость текста изменится не в продуктивную сторону. Уяснив, читай читатель с лёгкостью, несмотря на сложность, и тогда на восприятие не повлияет сложность текста. Читай, кому интересно. Намерение с собой возьми и внимание. Успеваемости тебе, читатель, и размеренности!

Однажды я найду свой Дом. И хотя любой дом и самый родной на протяжении всей жизни остаётся лишь домом, но этот Дом место пепла и золы и ещё немного от человека. А пока я пришёл описать экстравагантные истории человека полуразумного и наполовину разумного; о способностях человека каждый из вас знает хоть чуть-чуть, и есть ещё тайное интеллегибельное не-мифостройное, ибо иначе мы впадали бы в разбор мифопоэтики и занимались исследованием мифа, отдаляясь от целевой конструкции главного проектора наших "киножизней". Сам проектор -фантом, и несмотря на проецируемые иллюзии как эффект Тиндаля, эти иллюзии, могут нам больше сказать о господине проектора, чем если мы будем заниматься изучением фантома. Как фантомные боли помогали мне больше сказать о пациенте, чем знание отсутствующей ноги, а тем более справка anamnesis vita и morbi от самого пациента, такова и разница между тиндалевым эффектом и проектором. Господин всегда остаётся неизвестен. В том и уловка, что между причиной и следствием промежуток условен, то есть условно отсутствует, потому мы и живём проекциями. Человек пожелал пойти пешком, охватить землю, он идёт в поисках дома. Далеко идти; идти, идти, идти, останавливаться на ночлег, изменить день и ночь, заходить на постой, когда этого требует плоть; это лучший способ слиться с метаизмерением. День и ночь, часы и дни, недели и месяца, и наконец счёты теряются, выходят из-под контроля метрической организации, из неё (организации) выходит и организм, и в какой-то мере он теперь условен называться дезорганизмом. И если бы не кстати физические законы, стало быть и ребёнку, как он есть, не быть ребёнком. С того и начну, как дети ищут свой дом, теряются в мире и дома не находят. А мне, оставаясь ребёнком, очень трудно собраться и осуществить то, что пребывает в области, спрятанной за пределами чувственных границ. Пока для человечества эта область мало понятна и мало постижима. В древних культурах знавали о ней, из рассказанных древних легенд, самых старых, люди спустились оттуда сюда, на землю в облачение, постепенно и поступательно, теряясь в связях. Областью именуют её эдак по причине местоимения, таковое [называемое областью] оное по определению не явишь.

Итак, начну свои истории. Стиль буду использовать художественный и изобразительный, немного прозы и действительности. А главное, что все описываемое, стало быть действительно, как только читатель воспринимает читаемое без домыслов и помыслов, напрямую, и свободно. Вспоминаю мальчика из детства, он будто юродив был, как ходивший по мукам. За дурака считали его. Однако, кто хорошо его знавал, что значит имел с ним частые общения и водил знакомства, тот мог понять, где в нем дурак, а где этот дурак оказывается и не дураком и не умным, что-то третье, что, – я так и не выяснил тогда, або и никто другой не смог выяснить, потом его юродивость превратили в болезнь и совсем уничтожили зачатки этого третьего. "Третье" так и буду называть третьим, а ещё говорить "треть", когда речь стану заводить о соотношении третьего с дураком и умным. Но к этому разговору мы ещё возвратимся, хотя возвращаться мне не нравится. Однако, что, если драгоценное утерял? И не то, чтобы на него иметь любование желаю, потому и вернуться вздумал и поднять, вовсе не о том дело. Драгоценное, когда практичное и действительное. Начну первую историю, историю о знакомстве двух людей. Точнее это была встреча трех. "Третий" появлялся среди тех двоих. Истории могут взаимодействовать между собой и быть отдельными по рассказу, но взаимосвязанными и "взаимозаменяемыми" по смыслам. Называю истории главами. Итак, начнём.