В изучении языка мне поможет идентификация проб с Каабы, отбросит гипотезы и теории веры процесс воспламенения в кувукле (кувуклии – ред.) даст понимание, что отрицать и что утвердить, многие артефакты позволят добраться до окраин границ, от этих границ сделаю прыжок к праязыку – так думалось, скорее мечталось, хотя мечтателем я не был. Когда пришёл в себя, очнулся, действительно было одно – действо моего исчезновения и "секрет" выхода из него. А ещё это позволило мне иначе посмотреть на Время. Следующим исследованием было время. Как совместимо оно с языком? Имеют ли они общее, время и язык, как время и пространство? Об этом следующая глава. В завершение к этой главе добавлю о ирреальности любого языка, в частности языка слов и букв. Приняв грубые и малопластичные функции, речевой язык потерял ту былую силу и ирреальность. Возможно, поэтому сегодня применение одного только речевого языка, или вообще семиотики, мало помогает для реализации человеческих возможностей и активации смыслового слоя сознания. Необходимы языковые Акты. Тем не менее, язык, насколько скудным он ни представляется, возможность понять природу времени, все же существует. А природа времени воспринимаема как отдельный, "матричный", слой сознания; выйдем на временной слой сознания, выйдем на последующие {несубстанциональные} слои сознания. Задаю вопрос: "когда исчезает время?" Ответа не последовало. Снова задаётся вопрос и опять нет ответа. Ответа и не будет. Время не исчезнет, оно происходящее от языка. Язык матрица времени. Папирус времени. Все зачатое таково. Язык, ему нужно время для развертывания в пространстве. Но время без языка, оно Есть? Язык ведь определяет время. Получается, что, все-таки оперируя языковыми системами, мы сможем выйти и на временной слой, и "далее"? Тогда время останавливается и затем исчезает; исчезает, конечно, условно, так или иначе оператор возвращается ко времени, но с пониманием матричности языкового времени. Язык действует на время. Время ускоряется искусственно. Язык ускоряет время. От времени "добираясь" до языка, встречаем его распад, – языковый распад, и распадается (условно взятое слово, форма сохраняется даже после выхода из неё) только его форма. Буквенные знаки, не буквы вовсе изначально, а явления, буква форменная воплощается потом. Буква изначально не для слов, их задача передавать Порядок немым образом, – они немы. Слова, предложения, речь воспроизводятся позже как спасение. Из языковой структуры строится все человеческое. Значит, зная Язык, можно управлять процессами. Язык шаток – не основа распадается на буквы, буквенные знаки, – отражения универсалиев языка. Язык определяет сознание, но из сознания исходит язык. {берет свое начало}. Каждое из наполнений языка чего-то от вас желает. Интерпретация разрушает структуру языка, однако может порождать новые структуры, и фиксированные, и гибкие, неопластичные. Это даёт начало метаформам.

Деятельность по выходу из интерпретации, не именованию видимого, выводит человека из концентрации и распределяет внимание по рассредоточению, как бы рассеивая внимание всего видимого, и перенося сознание от конкретного к отвлеченному, что может быть опасным эксцессом.

Интерпретация очищает пространство психики от словесного засорения, после чего наблюдается светлое время, когда оператор ощущает прилив сил, бодрости, умственной ясности. Спустя время, нескольких дней обычно достаточно, и наступает период дезинтеграционной внутренней непроизвольной психической деятельности, оператор отмечает временное угнетение эмоционального фона.

Знание axios и темпора. Их взаимодействие как оглашения во времени, не абы чего, а наличного.

В тот далёкий день все произошло в один миг. И хотя миг человеком неуловим, все же уловимое в такой внезапности я принял за миг. Знания постигаются в миг. Оседлать миг, значит исчезнуть для этого мира, в миг открывается портал Знаний, и там Знание Одно, это Знание Всего. И так как Язык определяет Время, а Язык основа и природа Знания, хотя и не само Знание, так вот тогда это позволяет очень точно и убедительно ответить, что все время пребывает в миге; это очевидно, но ещё более явно то, что все время исчезает в миге, миг в чем-то ассоциирован с чёрной дырой и червоточиной одновременно. Миг – портал в "мир" изначальной природы, а эта природа восходит к Знанию, и Знание – Великий Порядок/Иерарх иерархии, Он и Язык иерархии, существующей в иерархиях, но никак не в Иерархе, хотя и исходит «оттуда)», неверно будет сказать «исходит из Него», таким образом, подобное словесное сочетание уводит нас от технических задач.

«Знание» – термин для нас технический. Знать можно что угодно и о чем угодно. Знание в науке, знания ученика в школе, знание о событии, религиозные или священные знания, как их называют. Для нас знание, нечто знаменует, что-то передаёт, и эта передача всего и есть знание. Если мы говорим о фоне, тогда представляем себе знание фона, всего, что в него включено или, вернее, смотря, что в него включено и какой фон – фон кого, либо чего. То, что в фоне, – всеобщее, и знаменует о той или иной активности. В этом случае, когда запускается фон, очевиден шаг к соприкосновению с неизвестным, неизвестное не в самом фоне, – хотя для людей и в фоне неизвестное {условные классификации неизвестного различны, как и классификации знаний}, это так, но речь идет о неизвестном "за" фоном, – и это зависит от масштабов фона, функциональности и организованности нервной системы, а также психических резервов человека. Приступаю к простому expiriensu: рассеиваю внимание, появляется чувство рассеянности; экспериментирую снова, опять рассеиваю внимание, внимание рассеивается, и "я" и рассеивание распределились во всем процессе рассеивания, а значит концентрация теряется, и я выхожу из поля зрения, потом возвращаюсь к норме функционирования; вопрос: "кто вернул меня? Кто возвращался?" Ответ: сознание. Неужто сознание? Не отвечайте, пожалуйста. Оставьте без ответа. Предоставьте это сознанию. Устав, закрываю глаза, и мгновенно вхожу в состояние "необыкновенной дремоты", будто попал в гиперизмерение, об этом узнаю после, вышел, когда услышал голос, по выходу из дремоты глаз сразу не открыл, зафиксировал состояние, и понял, могу в "необыкновенной дремоте" совершать необыкновенное; правда, зачем был голос и зачем о нем упомянул, это другое, голос – контролёр моих походов. Теперь знаю это. Много таких знаний. А могут быть они все вдруг. А могут быть они все вдруг? Чтобы лучше понимать роль знаний, поведаю новую историю, о которой мне поведал древний свидетель. По крайней мере, рассказчик себя так называл, – свидетелем. Выглядело даже странно. Он сказал мне: "не думай об этом, если хочешь содержать ум в порядке, а только слушай". И я слушал. И свидетель начал: "один горец из семьи Wonderful жил вдали от мира, не то, чтобы сказать, от физического, но частично, так и скажу. Он жил на высокой скале, высотою 3 тысячи метров над горными массивами. Тропа туда была одна, узкая, и только по вертикали. Говорили, что он, прежде чем там оказаться, взлетел; так, честно говоря, и создаются легенды о волшебстве, и русские народные сказки. И вот, взлетев, он понял это, и принял решение уйти от людей, а что ему ещё оставалось, когда Горец достиг того, что вышел за пределы даже самой славы, а семья Wonderful славилась среди народа горцев. С собой он взял на "Пик Dreams" [так называлось самое высокое место на планете по версии средств народной информации] колун, охотничий нож и верного сокола. Никто не знал, что там, на пике площадью около 50 тыс. квадратных м. Тем, кто взирал из низин, неотчетливо видимым было огромное большое раскидистое дерево, будто бы своими длинными заковыристыми ветвями впивающееся в небесный свод. Об этом дереве складывали былины. Именовали его древо Игдрассиль, прародитель родов, и земли, и потомок Великого Игдрассиль, уходящего корнями в Неозираемую Вселенную. Купина Мира.

Конец ознакомительного фрагмента.