– И стреляются?

– Ну что ты так сразу!.. Тут по-разному получается. А вообще, Оуэн, это не очень хорошая тема для обсуждения. Может сменим, а?

– А что, Мишель не любили родители? – не унимался внук.

– Не думаю. Считаю, очень даже любили.

– Дед, раз у неё родители не умерли и любили её, и она не болела ничем, тогда почему же она спрыгнула? Там та-акая высотища! Как она не испугалась?

– Есть ситуации, когда тебя предают, обманывают, понимаешь?

– Угу.

– Вот друг твой возьмёт, и пообещает тебе что-нибудь, а обещание не выполнит. Что тогда? Правильно. Ты расстроишься, конечно, и даже разочаруешься в друге. Но ты же сильный мальчишка, и психика у тебя крепкая. Ты просто подумаешь, успокоишься и отправишься играть с друзьями в бейсбол, позабыв про нехорошего друга. А есть люди впечатлительные, ранимые. Если их предают или обманывают, то они до того сильно обижаются и расстраиваются, что не хотят даже жить. Во как бывает!

– Ха, я бы не стал из-за друга прыгать. Что я, совсем что ли… – ухмыльнулся внук. – Дед, а что они там видят?

– Где? – Я не сразу понял, о чём он, тем более, не ожидал от него подобного вопроса.

– Ну, там, куда они хотят уйти, когда вешаются или прыгают… Там же темно. Там есть что-нибудь, деда?

Я подумал, подбирая слова, прежде чем ответить.

– Там, где они оказываются, там что-нибудь видно? – сыпал очередными вопросами Оуэн.

– Думаю должно что-то быть, – мне хотелось успокоить внука, – хотя этого никто не может сказать, пока сам не… – Я кашлянул, прервав рассуждения, вовсе не нужные молодому человеку. – Но, вообще-то, говорят, что там пустота.

– Вот и пастор говорит, что там тьма беспросветная?

– Да, – я улыбнулся и потрепал его чёлку.

– Зачем же тогда они хотят туда уйти, если там ничего нет?

– Каждый выбирает для себя свою дорогу, по которой хочет идти. Может, они знают, что там. Может, видят что-то, чего нам не дано. А может быть, им изначально чего-то не хватает здесь, на земле. Или они не хотят жить так, как живём мы. Вот и идут в мир, который спрятан от нас, смертных. Уходят в другую жизнь, где, по их мнению, будет лучше, чем здесь. Не каждый решится это сделать.

– Интересно, а что там видно? Почему они думают, что там лучше?

– Этого мы никогда не узнаем, Оуэн. Но хотелось бы верить, что им не повстречается там всё плохое, что есть здесь, на земле.

– Что не повстречается война?

– И война, и ложь, и злые люди, например…

– Точно, – согласился и обрадовался внук. – Прикольно. Ну, а рай, там же есть рай? Они видят рай? Там же хорошо, деда?

– Ну, некоторые что-то видят, наверное, я же их не спрашивал?

– А бог видит?

– Что видит?

– Ну, то место, куда попадают люди, которые убили себя. Ведь бог и рай видит. Пастор Марк рассказывал нам…

– Видит, внук, всё он видит, – задумчиво ответил я, вспоминая свои грешки молодости, которые дамокловым мечом висели надо мной.

– Я бы хотел посмотреть, что там, – с мечтательным видом произнёс Оуэн, и я не на шутку заволновался: пора было прекращать этот разговор.

– Тебе что, на земле мало мест, куда хотелось бы посмотреть? – строго спросил я его.

– Не-е, я и тут хочу посмотреть и хочу посмотреть, что там… Что там за мир, который мы не видим, а видит он.

– Кто – «он»? – уточнил я, и забеспокоился: если дочь узнает про наш разговор, мне крепко достанется.

– Ну бог, дед, кто ж ещё. Я хочу посмотреть… как бы это сказать, ммм… я его глазами хочу на всё посмотреть. Бог же нас всех видит. Вот как он видит нас?

Странные желания восьмилетнего внука насторожили меня.

Хотя, почему мы всячески избегаем этой темы? Почему закрываем глаза на подобные вещи, на эту неприятную сторону человеческой жизни, стараемся не думать и не говорить об этом? И не обсуждаем проблему суицидов с детьми, хотя это происходит не на какой-то далёкой планете, а на нашей? Почему и чего мы боимся? Себя? Боимся себя и того, что мы такие? Мы же живём среди этого негатива, и если нас и наших близких это не затрагивает, то и говорить, получается, об этом незачем? Так получается? Это же не у нас, а где-то происходят ритуальные самоубийства, призывы к смерти через сайты интернета, пропаганда и поощрение суицида. А потом в удивлении разводим руками, когда какой-то школьник прыгает с крыши высотки из-за плохой отметки в школе или из-за неразделённой любви.

– Ты серьёзно хочешь этого? – я поглядел в его не по годам умные глаза.

– А что, да. Я хотел бы посмотреть на нас глазами бога, – воодушевился малец, будто сейчас ему представится такая возможность. – Вот тогда бы мне все завидовали, даже девчонки с другого класса и учителя, – не унимался маленький фантазёр.

– Оуэн…

– Интересно, кто-нибудь когда-нибудь видел точно так же, как бог?

– Может и видел, не знаю таких.

– Он и нас с тобой видит сейчас?

– Обязательно, Оуэн, и видит и слышит.