Шрифт:
И дымить, дымить, дымить…
А через тысячу лет, когда привыкший к грязнённым условиям наш организм, насытившись отравой, вновь восстанет и начнёт бунтовать, мы обратимся к архивам, достанем с пыльных полок технологические схемы конструкций и сооружений, некогда созданные людьми прошлого, для того, чтобы спасти себя от удушливого воздуха и зловонного моря. Но уже на самом деле мешающему нам жить. И опять восстановим защитные системы, чтобы вернуть первородную атмосферу. Но пока мы додумаемся, что происходит и в чём причина собственной гибели, пройдут годы, и добрая часть человечества умрёт. Но я уверен, что всегда и во все времена найдётся умный и догадливый человек, такой, как Эд, который первым сообразит, в чём дело, и успеет спасти оставшихся, водрузив обратно на заводскую трубу пылесборник…
Я потушил двадцатую подряд выкуренную сигарету (а может тридцатую… или сто первую, или – двухсотую!), чтобы уснуть в задымлённом салоне. Уже с закрытыми веками расслышал отдалённый успокаивающий звон медного колокольчика…
И уголки моих губ приподнялись.
Мне так не хватало дыма. Как птицам. Дыма, – как воздуха.
СВЕЖЕГО ДЫМА.
П О С Л Е С Л О В И Е
Период разложения материалов:
– Пищевые отходы – от 10 дней до 1 месяца;
– Картонные коробки – до 1 года;
– Железная арматура, банки – 10 лет;
– Аккумуляторы, фольга – до 100 лет;
– Полиэтиленовая плёнка – 200 лет;
– Алюминиевые банки – 500 лет;
– Стекло – 1000 лет.
Период полураспада радиоактивных элементов:
– Плутоний 238 – 86,4 лет,
239 – 24 360 лет,
242 – 370 000 лет.
– Уран 234 – 247 тыс. лет,
235 – 710 000 млн. лет,
238 – 4.51 млрд. лет.
К О Н Е Ц
А говорят, что тебя нет
– Пока!
– До вечера! – Они поцеловались.
Шарон вышла из квартиры, закрыла на ключ входную дверь на и направилась к лестничному пролёту. Голос вездесущей Глори, соседки сверху, окликнул её по имени, и девушка на миг остановилась, про себя выражая недовольство: «Ну что ей ещё надо? Я же на работу опоздаю».
– Шарон, Шарон, подожди! Прости… – Глори торопливо спускалась по лестнице, постоянно поправляя спадающие с ног домашние вельветовые тапочки грязно-коричневого цвета. – Девочка, подожди. Как ты? Всё время думаю о тебе… Бедняжка моя, как всё это тяжело…
– Вы опять? – Шарон продолжила путь, не обращая на соседку внимания. – Мне некогда.
– Я же переживаю, что тут плохого? – обиделась Глори, поправляя сползающие с волос бигуди. – Просто хотела спросить. Представляю, как тебе сейчас тяжело…
– Прекратите нести чушь. Мне нисколько не тяжело… Я спешу на работу.
– Шарон, на какую работу?
Но вместо ответа с первого этажа донёсся звук закрывающейся подъездной двери. Глория ещё некоторое время стояла на площадке возле квартиры Шарон, скрестив руки на груди и покачивая головой, продолжая разговаривать с Шарон: – Я всегда рада видеть тебя, девочка. Для тебя мои двери всегда открыты.
«Вот дура. Сколько можно меня доставать? С ума сошла конкретно», – злилась Шарон, выйдя из подъезда. Она прошла несколько ярдов и остановилась, оглянулась на окна своей квартиры на втором этаже; на её лице появилась счастливая улыбка, она прошептала: – Дорогой, я вечером вернусь. Люблю тебя, – и поспешила к автобусной остановке.
Последнее время ей все твердят одно и то же: его нет. Все жалеют её, сочувствуют ей и предлагают всяческую помощь, хотя она в ней нисколько не нуждается. Эта сумасшедшая Глори, так та вообще окончательно съехала с катушек: считает, что её Роберт умер. Вот ненормальная. А он дома. Просто он пока не может выходить. Соседи же не знают этого. Но, если многие сочувствующие Шарон знают о том, что её муж в данный момент болен и не говорят про него страшных слов, то эта ненормальная Глори всё время каркает про смерть. Надумала себе какие-то похороны Роберта, и теперь всё время извиняется за то, что не присутствовала на его погребении. Шарон перестала злиться на соседку и старается лишний раз не пересекаться с ней: выслушивать бред больной женщины про смерть своего мужа ей крайне неприятно. Как говорится, на больных не обижаются: ради бога, пусть считает, что так оно и есть. Это её проблемы.
Они с Робертом поженились в прошлом году. Медовый месяц (на самом деле целых три месяца) молодожёны провели на Бермудах. До сих пор они счастливы и сильно любят друг друга. Счастливы, даже несмотря на то, что Робби месяц назад попал в страшную аварию и пострадал. Немножко. Какое счастье, что он отделался, можно сказать, лёгкими увечьями. Главное, остался живой. Он пока ещё слаб, находится дома и никуда не выходит. Но скоро поправится, обязательно выздоровеет. Сейчас ему нельзя много ходить – во время аварии он сильно ушибся головой. Роберту необходим полный покой и её забота и любовь. А сплетники?.. Ах, как ей плевать на то, что думают о них другие. Пусть считают, как и её соседка, что Робби умер. Ей надоело доказывать обратное и разубеждать всяких идиотов в том, что он – живой.
Но это ещё что. Тут добавилась ещё одна проблема, нарушающая её – их – покой: в последнее время кое-кому постоянно что-то от них нужно. Приходят какие-то люди, подсовывают всякие бумаги, требуя поставить на них свою подпись; зачастил пожилой доктор со страшной фамилией Сет и очень серьёзным и отталкивающим лицом, покрытым глубокими оспинами. Он постоянно задаёт странные, а порой абсурдные и смешные вопросы, и каждый раз, в конце беседы, предлагает лечение. Вроде взрослый мужчина, опытный врач, а тоже несёт всякую ерунду, прям как Глори.