Именно между этими двумя крайностями абсолютизма и конституционной монархии, по мнению русских консерваторов, должно было существовать русское самодержавие, опирающееся на народ, то есть на правильное земское самоуправление.

Согласно славянофильской концепции, не только самодержавие видело опору своей власти в местном (земском) самоуправлении, но и «земщина» видела в самодержавии защиту своей самобытной народной жизни 149 . Анализируя концепцию славянофилов, Ю.А. Швецова и А.В. Биряева пишут: «Земщина являлась выражением думы, свободы мысли людей, и к ее мнению должна прислушиваться власть. Никакие преграды не должны разделять государя и народ, власть и земщину. Словом «земля» («земщина») славянофилы именовали народ, добровольно отдавший свою политическую власть Государю, но оставивший за собой право воздействовать на него с помощью свободы слова, мысли, печати, совести и общественного мнения, доводимого до царя Земским собором» 150 .

Наиболее ярко и бескомпромиссно идею земского самодержавия, высказал С.Ф. Шарапов, который писал: «Иной, кроме Царской и Самодержавной, верховной власти в России быть не может. Но под нее нужно подвести совсем иной фундамент. Этот фундамент – широкое самоуправление… Все будущее России – в земстве, поставленном как первооснова государственного здания. Выделите из области государственной работы все, что имеет местный характер, – только тогда со своим делом будет в состоянии справляться центральное правительство» 151 . Таким образом, он особенно подчеркивал, что земское самоуправление не только не ограничивает самодержавие, но, напротив, освобождает центральную власть от чрезмерной загруженности. В своем государственно-правовом идеале С.Ф. Шарапов видел три силы – свободного собственника земли, независимое земство и, наконец, самого царя, «в верховной полноте прав которого заключаются права, как частных лиц, так и земств» 152 .

По убеждению славянофилов, именно земство было залогом сильной самодержавной власти. Монарх же в свою очередь был гарантом уникально русской земской независимости 153 . А.С. Хомяков писал: «Ни в какой стране не существует, в основе государственного устройства, таких широких зачатков местного самоуправления, как в России: нет надежнейшей опоры и оплота для русской царской власти, как наш сельский мир; на мирском или общинном строе Русской земли, способном и к более полному, в народном же духе развитию, зиждется русское самодержавие. Чем тверже и независимее верховная власть, тем совместимее с нею и всякое благо мирной свободы» 154 . Регулятором же отношений власти и земства опять же в первую очередь оставалась нравственная связь между царем и народом, внутренние ограничения, поставленные «верой и обычаями». Д. А. Хомяков утверждал «Народ верил (и верит доселе), что Царь, когда это ему кажется нужным, думает о великом государевом, земском деле вместе с Землею; в этом он так уверен, что ему никогда на мысль не приходило допытываться, достаточно или недостаточно Царь обращается к Земле с вопросами? …Во всяком случае, верно для народа то, что из тех рамок, которые поставлены верой и обычаями, Царь так же мало может выступить, как и он сам (народ-Земля)» 155 .

По мнению И.С. Аксакова, русский народ искал союза сильной самодержавной власти с землей, при этом союза свободного и естественного. «Кто произнес: «самодержавие», – писал И.С. Аксаков, – «тот вместе с тем произнес уже и «земщина», так как оба эти начала не только не находятся между собой в антагонизме, но одно подразумевает другое» 156 .

Надо сказать, что славянофилы были не только философами и не просто авторами уникальной социально-политической концепции, но и историками, глубоко изучавшими отечественное прошлое. Свободная, самоуправляющаяся община, искони существовавшая в русских землях, стала для них прообразом возрождения земского самоуправления в России. Власть должна была дать право свободно развиваться местной жизни, которая в свою очередь призвана была обратиться к своим истокам – соборности, общинности, способности к самоорганизации и при этом верности самодержавию 157 .

К.С. Аксаков утверждал, что у истоков русской государственности лежали свободные общины, которые призвали княжескую власть, но не смешались с ней 158 . Он писал: «Славяне не образуют из себя Государство, они призывают его; они не из себя избирают Князя, а ищут его за морем; таким образом, они не смешивают Земли с Государством, прибегая к последнему как к необходимости для сохранения первой. Государство, политическое устройство – не сделалось целью их стремления, – ибо они отделяли себя или земскую жизнь от Государства, и для сохранения первой призывали последнее» 159 .

Наиболее подробное и научное обоснование славянофильской теории находится в работе И.Д. Беляева, написанной по поручению другого известного славянофильского мыслителя Ю.Ф. Самарина. И.Д. Беляев писал: «Новгородский мир, приглашая Варяжских князей, естественно желал сохранить неприкосновенными все свои старые порядки, и имел в виду при помощи приглашенной княжеской власти только прекратить междоусобия и сохранить свой союз или мир от распадения». Он особо подчеркивает тот факт, что приглашенным князьям даже не разрешали жить в самом городе, в Новгороде, так как там было «гнездо славянства и главного народного веча, выражавшего верховную власть народа». Князья с их дружинниками жили в пригороде 160 .

По мнению И.Д. Беляева, скандинавские князья не поменяли свой облик, не «ославянились», в то время как славянские племена не приняли «образ жизни и общественный строй Скандинавов» и не отказались «от всей своей прежней жизни». И, несмотря на то, что «в княжую дружину стала уже поступать вольница и из Славян и разных финских племен», княжеская варяжская дружина и земская община представляли собой два разных мира 161 . В славянофильских текстах «туземная» славянская общинная земская жизнь противопоставляется жизни русских князей и дружинников, то есть началу государственному 162 .

Так, в представлении А.С. Хомякова, земская община, «покоясь на старине и предании», жила традицией, гармонией и внутренним единством, в то время как государственное начало, не имея в себе органического единства и жизни, искало внешние формы во всяких иноземных веяниях 163 .

Долгое время земские и государственные структуры существовали почти параллельно. По утверждению И.Д. Беляева, в земские выборы не вмешивались «ни князь, ни его служители и не имели права вмешиваться; это было дело чисто одной земщины, и притом дело искони ей принадлежавшее, вытекшее из самой жизни Русского общества, а не дарованное князем» 164 .