На окраине большого заброшенного села нас встретила громадных размеров мельница. Хотя две лопасти у неё отломились, серое дерево казалось камнем, и мельница походила на крепостную башню.

Я развернул подробную карту, с которой Сеня всё время сверялся, и увидел, что мы прошли нежилые деревни под названием Волки, Караси, Блины, Богатыри – я повторял про себя эти красивые и простые названия.

Погибшие дома, заросшие дороги и брошенные сады пробуждали в глубине души тяжёлые, чёрные чувства. Даже Сеня раскис и потерял сосредоточенность. Мы ковыряли землю то тут, то там, но Сеня не радовался находкам.

Я помню, как однажды в Каменске, в доме, где собрались тем летом мои родственники, один из старичков раскричался. Сей пламенный пророк вязал в единую сеть причин и следствий события прошлого, настоящего и будущего. Он обладал невиданной эрудицией в довольно узкой области: он точно знал, кто, где и сколько своровал. Он называл всех властвующих воров по именам и приводил точные факты и даты, он обвинял во всех грехах тех людей, кто правит, правил и будет управлять страной в будущем. Старик раскрывал бесхарактерность, слабость и сребролюбие людей у власти. Глаза у взрослых тяжелели и мутнели, а мой приятель, что подарил мне раковину, во время кульминации той речи выругался шёпотом и вы. Женщины ахали и повторяли: «Ну как же так!»

Завидую этому старичку – он узрел связь событий. Однако должен сказать, что ни одно из его страшных предсказаний до сих пор не сбылось. Прошло время людского напора на эти земли. Сейчас наступило время отлива. А те, наверху, что забрались с великим боем на пирамиду из людских тел, те, кого больше всего ругали, —им просто дела нет до этого, у них же обе руки заняты, чтоб грозить лезущим наверх соперникам и перезаряжать пистолеты.

В тот день мы нашли несколько медных монет – позже мы собирались их почистить – и позеленевший медный крест. Мы перебрали артефакты, что-то выкинули, загрузили нужное в рюкзаки и пошагали обратно, в сторону дороги. Но мы выбились из намеченного плана, стало темнеть, и мы разбили палатку там, где застали нас сумерки.

Темнота скрыла пустые дома и брошенные сады. На фоне заката вдали высилась мельница, словно великан, что взмахнул могучими руками в дырявых рукавах.

***

На следующий день был долгий поход. Сеня торопился. Изредка мы останавливались где-нибудь, Сеня сверялся с картой и пробегался по полю с металлоискателем – только чтоб успокоить совесть. Я бежал за Сеней, рылся в земле и кидал находки в рюкзак.

Под вечер мы совершенно вымотались. Мы уничтожили почти все припасы и завтра собирались закончить наш рейд.

Хорошо помню, как дорога привела нас в берёзовую рощу. Деревья в роще были старые, их стволы почернели и огрубели у корней. Ветви берёз низко нависали над узкой дорогой, которая то поворачивала, то поднималась, то падала в распадок, где в русле высохшего ручья лежал мосток из брёвен. В роще было прохладно. Солнце садилось, и я вдруг подумал, что здесь, на этой старой дороге, в час заката, хорошо бы смотрелся богатырь, что свернул у камня налево и теперь отправляется на роковой подвиг.

Мы вышли на широкий луг и вдалеке увидели дом. Он стоял на пологом холме, крепкий, высокий, с широкой оградой. У нас обычно так не живут: все жмутся друг к другу.

Вокруг дома росли старые липы и дубы. Хозяйство сторожили крупные собаки – они басом лаяли на нас издалека, выбегали за изгородь, но не приближались. Мне казалось, что из окон дома кто-то пристально наблюдает за нами.

– Кто живёт здесь? – спросил я напарника.

Сеня пожал плечами.

Мне так хотелось зайти в этот дом. Мне хотелось знать, как живут подобные люди на отшибе от остальных, что они знают, что любят. Я взял у Сени бинокль и рассмотрел дом издалека. В окнах я никого не заметил. За домом оказалась обширная пасека, а за ней раскинулось целое поле синего люпина. Я увидел, как пёс, что лаял на нас, улёгся в тени у дверей и клацал зубами – ловил мух. Но Сеня меня поторопил, и нам снова пришлось торить путь через поле, оставляя тайну позади – и в этом тоже таилась особенная прелесть.

Моё безмятежное настроение грубо прервал крепкий бычок с широким кудрявым лбом. Он бродил без всякой привязи за кривой изгородью, которая тянулась вдоль неглубокого ручья. Бык отыскал в старом заборе дыру и кинулся на нас. Мы скинули с плеч каменные рюкзаки и с криками разбежались в разные стороны, чем сбили быка с толку. Тот стал как вкопанный, помотал башкой и вернулся в загон, а мы подкрались, подобрали нашу поклажу и убежали прочь.

***

Вечером мы развели костёр и поужинали. Сеня надолго задумался и замолчал. Я расстелил пенку и улёгся около костра.

– Я пишу роман. Исторический. Об испанских завоевателях. Знаешь таких? – прервал тишину Сеня.

– Слыхал, – ответил я.

Со смущением и одновременно дерзостью в лице Арсений передал мне пухлую мятую тетрадь и сказал:

– Почитай. Мне нужен первый читатель. Начинай с середины, где закладка. Впереди неудачный кусок. Надо переделать. Короче, в джунгли они залезли без проводников и топают.

В тетради среди мелкого рукописного текста часто попадались вклеенные альбомные листы. На них Сеня криво нарисовал простым карандашом испанцев с донкихотскими усами и носатых ацтеков.