Она издала такой звук, как будто пыталась придушить смех. Присмотревшись повнимательнее, он увидел, что она действительно сдерживается, чтобы не рассмеяться. Над ним? Неужели дерзости этой женщины нет предела?

— Я могу узнать, что же вас так развеселило? — напряженным голосом поинтересовался он.

— Можете! — весело прощебетала она. — Мне смешно, что вы полагаете, будто можете войти в дом любого англичанина в таком облачении и что-либо узнать. Из этого ничего не выйдет. Если господин Хит что-то и знает, то вам точно не скажет. Он решит, что такие откровения грозят ему неприятностями, поэтому скорее предпочтет откровенничать с гражданами своей страны, а не с вами. И это если он вообще согласится принять вас. Здесь, на Бедфорд-сквер, мы общаемся без особых церемоний, но я вас уверяю, что в других домах все иначе. Поэтому, если есть что-то любопытное, его дочь обязательно нам расскажет.

— В таком случае я должен поговорить с его дочерью, — настаивал Себастьян, хотя он не знал, как может явиться в гости к другой молодой даме в таком наряде. Он чувствовал себя так, как будто вышел за рамки притворства.

— Но подобное невозможно! — заливисто засмеялась Элиза.

Принц раздраженно скрестил руки на груди.

— Продолжайте. Вы же до этого не постеснялись указать мне на то, что я был во многом не прав. Почему же невозможно?

— Неужели вы сами не догадываетесь?

Он недовольно поджал губы и пристально посмотрел на нее.

— Ваше высочество! Если вы нанесете визит мисс Хит, все в Лондоне решат, что она и есть та единственная.

— Какая единственная?

Мисс Триклбэнк залилась заливистым смехом, который звучал так легко и искренне, что если бы в этот миг он не был возмущен, то рассмеялся бы тоже. У нее был красивый смех, словно летнее солнышко тебе улыбнулось.

— Та единственная, на которой вы решили жениться!

Черт побери, он совершенно забыл об этом. Себастьян почувствовал, что зарделся от стыда. Как он мог не учесть того, что эти проклятые англичане следят за каждым его чертовым шагом, пытаясь предсказать, кому он сделает предложение руки и сердца. Себастьян полуобернулся к мисс Триклбэнк, которая вновь пыталась подавить веселье. Он действительно никогда не встречал таких, как она. Что же она о нем подумает? Он появился в ее доме в одежде прожигателя жизни и при этом не способен вести диалог, от которого зависела возможность отомстить за смерть своего друга. В Англии он абсолютно беспомощен.

— Никто вам не позволит остаться с ней наедине, — продолжала она, подавив на мгновение смех. — Прежде чем вам позволят увидеться с ней, придется обговорить брачный договор.

Себастьян щелкнул языком.

Мисс Триклбэнк одарила его такой очаровательной улыбкой, что он был сбит с толку.

— А если вы отправитесь с визитом к господину Хиту, все решат, что это как-то связано с вашим торговым соглашением.

— Вы сейчас говорите точно так же, как мой брат, — пожаловался он.

— Вот как? Приму это за комплимент! — Она торжественно склонила голову.

Мисс Триклбэнк обладала острым умом и была настоящей красавицей, если он позволил бы себе подумать об этом. Ему особенно нравилась ее улыбка, несмотря на то что она сегодня столько смеялась над ним.

Элиза изумленно подняла бровь, выражая немой вопрос: почему он так пристально разглядывает ее?

— Прошу покорнейше простить меня, мисс Триклбэнк, но я не могу поручить это вам.

— О боже! А разве я по ошибке испрашивала вашего позволения? Смею вас заверить, что у меня не было даже малейшего намерения. — Она вновь улыбнулась, а ее глаза озорно заблестели.

— Вы самая непочтительная, непокорная женщина, которую я когда-либо встречал за всю свою жизнь! — недовольно воскликнул он.

— Неужели? За всю жизнь? Что ж, возможно, вам следует чаще бывать за границей, сэр. Я непокорная, потому что я не ваша подданная.

— Верно, вы предельно ясно дали это понять, мисс Триклбэнк. В этом-то все и дело. Вы не моя подданная. Почему я должен доверять вам? Ожидать, что вы расскажете мне о том, что вам поведала или не поведала юная леди?

Элиза выглядела озадаченной.

— Потому что я вам пообещала.

— Быть может, для вас это покажется огромным потрясением, но жизнь научила меня тому, что доверие не так-то легко заслужить. — Он колебался, чувствуя, как его обуревают различные чувства, в том числе невысказанная печаль. — Матус Рейно был, наверное, единственным другом в моей жизни, которому я мог бы доверять, и я… — Он запнулся, чувство вины и скорби смешались настолько, что внушительным грузом повисли у него на сердце. — Я без него совершенно растерян, — признался Себастьян, опасаясь, что голос сейчас сорвется.

Он действительно был растерян без Матуса. Он воспринимал его как что-то само собой разумеющееся, он полагался на него всецело, но ни разу, насколько мог вспомнить, не поблагодарил Матуса за его верность и дружбу.

— Ой! — Ее улыбка угасла. — Примите мои искренние соболезнования, сэр. Мне знакомо чувство, когда теряешь дорогого человека. Но вы должны знать, что я уважаю свое слово, несмотря ни на что. Я ничего не теряю и ничего не приобретаю в этом деле. Сейчас мною движет исключительно мое любопытство. То, что случилось с вашим другом, — ужасно. Он был очень добр ко мне. Мне он показался хорошим человеком.