— Господин де Дрё, езжайте за мной, я вас спрячу.

Лицо этого человека показалось графу знакомым, к тому же старик узнал его герб, да и выхода другого у Робера не было. Один его оруженосец уже убит, другой из последних сил держится в седле, а опьяневшие от крови мужики продолжают сражаться, не давая им уйти.

— Симон! — крикнул Робер и, когда тот повернулся, показал знаком: «Я увожу женщину».

Воин кивнул и решительно двинулся в противоположную сторону, отвлекая врагов на себя. Улучив момент, граф скрылся в густом подлеске. Заметив это, вилланы подняли вой, но погони не последовало. Видимо, уставшие мужики решили поберечь силы.

Двигаясь за провожатым, Робер чувствовал, что Сабина почти лежит на нем. Ее болезненный жар ощущался даже сквозь доспехи. Повесив щит на луку седла и сняв левую кольчужную рукавицу, граф ладонью обхватил сцепленные на его животе женские руки, не давая им разжаться. Вновь заморосил холодный дождь. В сгущавшихся лесных дебрях приходилось отодвигать ветви мечом. Казалось, они уже давно заблудились, но тут перед глазами Робера возникла почерневшая от времени хижина.

— Мне знакомо твое лицо. Напомни, откуда я тебя знаю? — Граф еще не решил, правильно ли поступил, доверившись этому человеку.

— Я с сыном сражался в Аквитании в рядах пехотинцев под вашим командованием. После одного боя вы, объезжая поле, увидели тяжелораненого и подобрали его. Это был мой сын. Позже у него начался антонов огонь [108] , нужно было отрезать руку, однако цирюльники не хотели делать операцию без денег. В отчаянии я пришел к вам с мольбой, и вы дали мне не только денег на лечение, а еще и телегу, чтобы отвезти раненого домой. Выходит, ваше сиятельство, вы дважды спасли жизнь моему единственному сыну.

— Возможно, — сказал Робер; он смутно припоминал эту историю. — А что за хижина?

— Она заброшена. Я нашел ее несколько лет назад и иногда живу тут, собирая травы, для того чтобы лечить жителей нашей деревни. Лишившись руки, мой сын женился на здешней крестьянке, а я остался при нем. — Мужик виновато замялся, но все же продолжил: — Ваше сиятельство, весть о побоище в мгновение ока разлетится по округе. Обозленные мужики не станут выяснять, кто виноват. Лучше отсидитесь пару дней, пока король не войдет в Париж, а вилланы не разойдутся по домам. Об этой лачуге никто не знает. Вы сами видели, какая узкая тропа сюда ведет.

Разговаривая, де Дрё снял с коня уже безучастную ко всему женщину и, прихрамывая, перенес ее на соломенный тюфяк единственной в доме лежанки. Помимо топчана граф разглядел потрескавшийся ларь и трехногий табурет. Подслеповатое оконце, затянутое бычьим пузырем, почти не пропускало дневного света, и хозяин зажег сальную лампу. Она сильно коптила, но все же разгоняла тьму по углам. Робер помог стянуть Сабине мокрые полусапожки.

— Мадам, необходимо снять верхнее платье, оно насквозь промокло и испачкалось.

— Хорошо, — просипела Сабина, — отвернитесь.

— Мы выйдем, а вы снимите и шоссы — у вас промокли ноги. Укройтесь моим плащом, внутри он сухой. — Робер отдал ей накидку с кожаным оплечьем, пропитанную воском.

Плащ Сабины украли еще вчера вечером, поэтому ночь она провела на холодной земле почти раздетая.

На улице, подвесив над примитивным очагом закопченный котелок, их неожиданный спаситель стал кипятить какие-то травы, помешивая варево длинной ложкой:

— Лихорадку за один раз этот отвар, конечно, не снимет, но заснет она до утра очень крепко. Ей необходимы силы. Угостить, к сожалению, мне вас нечем. Есть только родниковая вода в глиняном кувшине да пара черствых сухарей. А вот коню повезло больше: в углу стоит мешок, там есть немного прошлогоднего овса. На рассвете я принесу вам молока со свежим хлебом.

Напоив больную зельем и подоткнув под ее горячее тело толстый плащ, хозяин развесил на крюках мокрую одежду. И уже собирался уходить, но тут Робер неожиданно спросил:

— Сможешь перевязать мне ногу?

— Вы ранены? — ахнул знахарь.

Пока рыцарь стягивал металлические шоссы и отвязывал от пояса суконную штанину, старик нашел на полке немного корпии, сушеного тысячелистника [109] и, оторвав от своей рубахи длинную полосу, довольно ловко обработал и перевязал раненую голень.

— Только не говори о нас никому, хорошо? — на всякий случай предупредил граф, натягивая штанину.

— Как можно, мессир? — обиделся мужчина. — Я столько лет молился за ваше здоровье, и вот Господь наконец дал мне возможность вас отблагодарить!

Хозяин ушел.

Вскоре дождь прекратился. Тучи рассеялись, и показалось солнце; было уже далеко за полдень. Припадая на раненую ногу и морщась от боли, Робер позаботился о коне: расседлал его, вытер насухо, покормил и напоил остатками дождевой воды из полусгнившей деревянной бадьи. Граф постоянно прислушивался, надеясь уловить людские голоса или шум боя, но стояла звенящая тишина. Робер вернулся в хижину и устроился на табурете. Привалившись спиной к стене, он грыз каменный сухарь и с жадностью смотрел на спящую женщину. Каким чудом он вновь оказался рядом с ней в нужный момент?