— Боря — сын моего старого друга, тоже врача. Не могу сказать, что одобряю образ жизни молодого разгильдяя, но Бориного отца уже нет в живых, а я еще здесь. Он не в первый раз попадает в… передряги. Помогаю, чем могу. Были также случаи в моей жизни, когда Борис меня здорово выручал. Вот так… Заедем в круглосуточную аптеку на трассе? У меня с собой не всё требуемое…Простите моего внука. Он ужасно избалован. Мальчик он не злой, но любит ломать комедию.

— Ничего. Это… даже забавно.

— Вы не против? — Кардашев нажал на кнопку автомагнитолы.

Марина послушала глубокий протяжный голос, поющий по-английски, произнесла:

— Нет. Мне нравится.

Кардашев улыбнулся:

— Могу включить что-нибудь менее старомодное. Радио?

— Нет, оставьте, пусть. Вам, наверное, хочется дослушать…то, что вы не дослушали, когда я пришла.

— О! — врач качнулся назад, выражая удивление. — Так вы ее узнали?

— Да, в комнате вы слушали Лемешева, пятьдесят шестой год, если не ошибаюсь, а здесь у вас Марио Ланца, год не знаю, середина пятидесятых, думаю. И то, и это — ария индийского гостя из «Садко».

— Поражён, — Кардашев покачал головой и оторвался от дороги, чтобы повнимательнее взглянуть на пассажирку.

— У меня музыкальное образование, — Марина пожала плечом, постаравшись скрыть, как ей приятно.

Кардашев потёр узкие губы:

— Пятьдесят четвертый год. И пятьдесят третий.

Остаток пути они проехали в молчании. Марина думала о комнате с глобусом и свечами в покрытых патиной бронзовых подсвечниках, стопках книг на разных языках с мелкими флуоресцентными закладками и глиняных статуэтках в тёмных нишах.

Мергелевск, сентябрь 2006 года

Общежитие двух факультетов, продюсерского и журналистики, закрывалось ровно в двадцать три ноль-ноль — по щелчку замка в вестибюле можно было сверять часы. Припозднившихся «своих» бдительная вахтерша Евгения Викторовна еще пускала, после долгих уговоров и челобитных, но чужие, к категории которых принадлежал и Ренат Муратов, за малейшую попытку несанкционированного проникновения даже вносились к книжечку с подробным описанием внешности и указанием номера комнаты адресата. И если уйти утром он еще мог, смешавшись с толпой спешащих на пары студентов, то просочиться внутрь мимо вахтерши вечером не представлялась возможным даже для него.

Поэтому Ренат привычно отправился к заднему фасаду общаги, под балконы. Там он нагнулся, покрепче затянул шнурки на кедах и осторожно покачался в полуприсядь — мышцы еще ныли: физкультурник накануне заставил «прогульщиков», на три недели продливших каникулы Муратова, Ярника, Спелкина и Олейникова, бежать восемь кругов по стадиону. Из четырёх друзей Лёха свалился уже на шестом, Вадим и Артем выдержали семь, и только Ренат осилил все наказание, а потом три дня за это и расплачивался. И две ночи, что самое обидное, потому что от Даны Рудниковой, со дня возвращения в универ в подтверждение продолжения прошлогодней лав-стори шли недвусмысленные эсэмэски.

Ренат подпрыгнул, уцепился за край решетки, подтянулся и полез. На первом этаже была подсобка, на втором жил странный второкурсник, загромоздивший весь балкон пластиковыми водопроводными трубами, на третьем обитали весёлые пятикурсницы с журналистики, с которыми Муратов познакомился еще в прошлом году — если Ренат заставал девчонок в момент перекура, те выпускали его в коридор через свой блок. В этот раз их балкон был пуст, окно было тёмным.

В прошлом семестре комната на четвёртом этаже пустовала, сейчас в ней горел свет, позволяя рассмотреть весь блок. Ренат осторожно выгнулся и заглянул в окно: шторы были раздвинуты, балконная дверь приоткрыта, в глубине просматривалась проход-арка в неосвещенные коридор с кухней. В блоке явно жила девчонка: рюшечки, картинки, плюшевый мишка на столе. Хозяйка комнаты где-то шаталась на ночь глядя, наверняка распивала чаи по соседям. Нужно сказать Дане, чтобы та предупредила соседку снизу, во избежание паники в очередной раз, когда Ренату захочется навестить подружку.

Левую ногу Муратова свело судорогой, такое с ним после тяжёлых физических нагрузок случалось часто. Пройти через открытый блок, пока хозяйки нет дома? Рискованно. Морщась от боли, Ренат шагнул здоровой ногой на перила и аккуратно присел на угол балкона, растирая мышцу. Потом перевёл взгляд вниз и замер. Хозяйка блока нигде не болталась. Она безмятежно дрыхла у самого балконного окна. Свет от настольной лампы над ее головой просвечивал сквозь рыжие кудри. На девчонке была весёленькая пижамка с розочками. Она спала, лежа на животе поверх стеганого одеяла, тоже в милых цветочках, обняв подушку и согнув в колене одну ногу. Лицо девочки было умильно сосредоточенным, рот приоткрылся, на щеках дрожала тень от ресниц, из-под коленки торчала раскрытая тетрадь. Ну, понятно — что-то повторяла и уснула с открытым балконом в тёплую сентябрьскую ночь.

Ренат осторожно пошевелился. Девчонка спала, ногу постепенно отпускало. Над ухом противно запищал комар, Муратов машинально хлопнул по щеке и опять застыл. Хозяйка блока продолжала спать, лишь перевернулась на спину и во сне почесала лодыжку.

Ренат недобро прищурился, вглядываясь в лицо девочки. Он узнал ее и пробормотал сквозь зубы:

— Это кто тут у нас такой смелый? Или безмозглый.

Девчонка дёрнулась во сне и почесала нос. Ренату нестерпимо захотелось взять несмываемый маркер и научить первокурсницу уму-разуму, чтобы болтала поменьше и чтоб в голове завелось какое-никакое благоразумие. Как можно поселиться в новом месте и не заметить под самым носом опасное архитектурное излишество? А если бы на его месте оказался маньяк? Ренат покачал головой, поднялся и схватился за край решётки. Мимо уха прожужжал комар. Муратов вздохнул и, прежде чем продолжить своё романтическое путешествие, потянулся, чтобы прикрыть балконную дверь.