Приличная кружка у Марины была одна, небольшая, очень красивая, с парусником в алых парусах, купленная по случаю в соседнем павильоне, — она тщательно вымыла ее содой на кухне. Кардашев осторожно сделал один глоток, потом приподнял брови, отпил еще и попросил долить из турки. Кофе был неплохой — свежемолотый бразильский «Бурбон». Его Марине подарил поклонник из недавней гастрольной жизни. Имя поклонника она не помнила, по некоторым признакам, он был психом и сталкером[1], избравшим Марину в качестве объекта для поклонения. Хорошо, что она ушла из группы. Впрочем, произошло это не из-за поклонника — он, по сравнению со Степаном, был просто душкой.

Кофе ей жарил и молол сосед по этажу, бригадир отделочников Анзур. Сосед очень кстати ей вспомнился — у него был запасной ключ от пожарного выхода.

Кардашев допил кофе, послушал у Бориса пульс, еще раз прошелся пальцами по телу раненого, прощупав пострадавшие места. Марина разбудила Анзура. Тот заставил себя поуговаривать, не потому, что боялся репрессий со стороны коменданта, а просто потому, что любил внимание.

— Анзурик, дорогой, очень нужно.

— Нужна — не нужна, — тянул Анзур, а потом неожиданно выдал, зевая и почесываясь. — Шайтан-баба, зачем волос черный красила? Я думал черный волос, а ты рыжая. Как моя Суман. Зачем красила?

Марина не сразу поняла, чем недоволен таджик — потянула от уха прядь, рассмотрела в тусклом свете коридорной лампочки. Ну да, в последнее время она частенько забывала мыть голову оттеночным шампунем, да и морская вода поработала в направлении «а ля-натурель»: сквозь остатки черной краски проглядывала предательская рыжина. Она беззлобно хмыкнула:

— Не буду больше. Только ключ дай.

— Покормишь? Хорошо чтобы.

— Покормлю. Давай солянки сварю из говядины.

— С помидором?

— С солеными помидорами. Как ты любишь. Целую кастрюлю. Тебе с братом на три дня хватит.

— Эх, бери, — бригадир махнул рукой и отдал Марине плоский ключик. — Утром верни. Неприятности только не нужна.

— Не будет, — пообещала Марина.

— Почему солянку? — спросил Кардашев по пути к пожарному выходу.

— Анзур с братом целый день на стройке, жёны дома. Оба на еде экономят — все деньги домой отправляют, скучают страшно по домашней пище, русская кухня им нравится… да любая нравится, лишь бы кто-нибудь приготовил.

— Мы вам с Борей добавили хлопот?

— Вы-то при чём?

— Верно. Но с Борисом всегда тяжело… смерть отца его очень…

— Так, стоп, Георгий Терентьевич. Я не с Борисом. Я просто помогла — обычное человеческое сострадание. Я Боре благодарна, он душевный человек и тоже по-своему мне помог. Но у меня своя жизнь, у него своя, подробности мне не нужны, мне их и так хватило за сегодня. И готовить я люблю и умею, так что никто никому ничего не должен. Одним одолжением больше, одним меньше… Я буду рада, если для Бориса все хорошо закончится, но если что-то пойдет… не так, мое дело — сторона. У меня своих проблем столько, что еще одна — это явный перебор.

Они подошли к торцевой двери. Марина говорила тихо: на первом этаже жил в основном рабочий люд, уставший после дневных трудов, спать ему оставалось лишь несколько часов.

— Ясно, — так же тихо произнес Кардашев, внимательно вглядываясь в лицо Марины, словно искал в нем тайные знаки.

Марину это внимание стало всерьез раздражать. Она устала, и физически, и морально. Посторонних снаружи у незаметной снаружи дверцы не было, команда ревнивого мужа этот вариант не просчитала. Дождь все ещё шёл. Южак брал побережье на измор. Завтра на Каталке будут одни сёрферы, это хорошо.

— Вон тропинка. Выйдите как раз к стоянке. Я позвоню вам, как у нас и что.

— Позвоните. Пока все под контролем, но Боре нужно на осмотр и чем раньше, тем лучше, а его клятвенным обещаниям я доверять не склонен. Боря — трепло.

— Это точно, — Марина вымученно улыбнулась. — Удачи вам, Георгий Терентьевич.

— И вам, Марина.

Накачанный лекарствами Боря спал, когда она вернулась в комнату. Марина достала из старого шифоньера в прихожей надувной матрас, прозрачный, веселенькой раскраски, с лупоглазыми рыбками. Спать на нем было неудобно — матрас скрипел и где-то пропускал воздух. Вместо того чтобы заснуть, Марина начала вспоминать. Довспоминалась до студенческих времен, и позволила себе немного углубиться в прошлое, хотя много раз уже обещала себе не давать памяти возвращаться и до сегодняшней ночи обещание держала… почти.

Мергелевск, ЮМУ, октябрь 2006 года

В блоке у Колесовой было уютно. Все в нем говорило о достатке хозяйки: мягкая мебель, диванчик и кресло, удобный угловой стол, удачно вписавшийся в тесное общажное пространство, а на нем новый компьютер и принтер. Вид немного портил солидный трехстворчатый шифоньер, совершенно неуместный в узком блоке, временами непроизвольно изрыгающий из своих недр прозрачные блузки, короткие юбки и туфли на острых каблучках. В углу комнаты стоял пошивочный манекен, Марина сначала думала, для интерьера, но оказалось Надя умеет шить и сама моделирует одежду.