Шрифт:
– Хорошо, вы поймали на меня с поличным, я никуда не денусь, – ответила, прикрываясь еще и шапочкой. Представляю, как выгляжу со стороны: пышущая теплом девица с пухлыми красными щеками соболиными бровями и покалывающими губами. Дородна баба, сказал бы Серафимыч, который вовремя смылся. Прав был домовой, нас не поймают, а вот меня очень даже… – Профессор Альман, при всем моем уважении к вам, прекратите пялиться. Мне нужно одеться. Вы не хотите извиниться?
– Нет, с чего бы?
– Вы же такой правильный, а это нарушение всех инструкций! – злилась я.
– В свободное время я им не подчиняюсь. К тому же вы их не видели в глаза, кера Софи, – смел он насмехаться, подойдя ближе и легонько задевая меня плечом.
– Я ваша кера, это превышение должностных полномочий!
– А не вы ли ревновали меня к женщинам в городе? – продолжал издеваться Альман, нарезая вокруг меня круги, как стервятник над добычей. – Так что же не так, вы же женщина, причем очень привлекательная…
– Женщина?
– Странно, что это вас удивляет, – он видел, что я нахожусь на грани, и был готов пересечь допустимую границу, не сумев остановиться. – Могу доказать, если сомневаетесь в этом, кера Софи.
– Я… ничуть… не сомневаюсь, – то ли от страха, то ли от волнения голос звучал прерывисто. Так ли пугало меня наказание за нарушение правил, как сам Раймонд Альман, решив проявить свою темную сторону? – Это ошибка, что я оказалась здесь.
– Смотрите на это позитивно, кера Софи, ищите плюсы, – передразнил меня Раймонд, уже прикасаясь своей грудью к плечу. – Это подарок судьбы. Хотите, договоримся?
Раймонд был самым настоящим искусителем, с которым не сравнится ни один демонов этого кампуса! На меня смотрели глаза настоящего змия, правда, самого очаровательного, напористого и… Погоди, погоди, Софи, что-то ты засмотрелась на этого мужчину. Еще секунду, и он уговорит тебя отдать не только тело, но и сердце – улыбался он именно так, будто уже одержал желаемую победу.
– Погодите, – я выставила вперед руку, свободной рукой схватила ком своей одежды и мелкими шажками направилась к выходу из бани. – Знаете, давайте поступим правильно. Я ведь совершила правонарушение, это факт, который вы не в силах отрицать.
– Действительно. И что дальше?
– Надо признаться в этом, – посмотрев, прямо в глаза, ответила Альману. Тот сразу нахмурился, снимая маску обольстителя, его губа даже дрогнула. – Пусть меня накажут, как полагается. Я пойду сейчас к декану Диркану и все ему объясню. Вас свидетелем указать?
– К Аркону? – я даже сама удивилась, как быстро разозлился Альман. Мне вдруг стало страшно самой. – В таком виде? К декану?! Только через мой труп, кера Софи!
Я только выдохнула, полностью пораженная такой бурной реакцией. Мне после этого рыка даже говорить что-то ему было страшно, оставалось только бухнуться на колени и просить отпустить на волю. Раймонд сверлил меня взглядом, и в какой-то момент, не выдержав собственных тяжелых мыслей, подался вперед. Если он не может сопротивляться то что могу я?! Мужчина замер всего в миллиметре от губ.
– Родимая, жива? – дверь скрипнула, и спиной вошел Серафимыч, таща за собой кадушку с настоем. – Задержался… Ой, профессор Альман, и вы тут? Каюсь, проглядел супостатку, да уж жалко стало, больно хворая была… Замучалась ведь совсем, а ведь кровь с молоком!
– Вижу, – разочарованно рыкнул Альман, приходя в себя. На миг мне показалось, что он и сам корил себя в порыве. – Кера Софи, надеюсь, объяснительная будет лежать у меня на столе.
Я кивнула, опускаясь на скамеечку. Так и сердечный приступ можно схватить и, кажется, не мне одной.
Многострадальный Аркон
Очередная попытка провести вечер в спокойствии была провалена с приходом Раймонда. На все мои причитания про поздний час, незваных гостей и, в конце концов, совесть, он просто махнул рукой и, расстегнув пару верхних пуговиц рубашки, упал в кресло. Мои возмущения перешли в крайнюю степень недовольства, когда этот тип, по какой-то причине числящийся другом, в приказном тоне велел принести ему ледяной воды. Либо он окончательно обнаглел, либо что-то случилось из ряда вон выходящее. Судя по шальному взгляду и тяжело вздымающейся груди – второе.
Я впервые видел его таким эмоциональным, обычно он походил на бесстрастный механизм с шестеренками вместо сердца и магией вместо теплой крови. На несколько секунд даже показалось, что он едва сдерживает себя, лишь бы не дать мне кулаком в лицо. Такое раньше было разве что в студенчестве, но сейчас причин для мордобития не существовало, но Альман грозился взорваться.
– И что произошло? – спросил я, протягивая пакет со льдом.
– Одна кера привиделась, хотела нестись к тебе, каяться в преступлении, – ответил Альман, сжимая руками лед. Тот с легкостью треснул в нескольких местах. Мои нервы скрипнули также. – Пообещай, что и пальцем ее не тронешь.