От полного отчаяния меня спасало лишь приближение окончания года, предпраздничная атмосфера, которой был пропитан воздух на улицах, и веселое настроение в компаниях, с которыми я предпочитала коротать вечера.

Но главной новостью, вселявшей в меня надежду, было то, что Марк, наконец, сможет вырваться ко мне на целую неделю.

Неизвестно, какими правдами и неправдами ему почти удалось выбить себе такой длительный отпуск. В телефонном разговоре он, шутя, упомянул, что пришлось потребовать счет за все выходные, проведенные на работе. Но я-то понимала, что это была шутка лишь отчасти, и до конца декабря продолжала жить, как на иголках, опасаясь, что его план сорвется.

Как оказалось, мои страхи были не напрасны — по хмурому тону Марка в очередном разговоре я поняла, что снова что-то стряслось, на работе очередной аврал и его присутствие рядом в момент перехода из 2002-го в 2003-й находится под большим вопросом. Узнав эти неутешительные новости, я по-настоящему запаниковала. Марк никогда не был суеверным, но сейчас я чувствовала, что он разделяет мои мысли по поводу важности совместной встречи нового года.

Я точно знала — эта ночь должна стать знаковой для нас. В 2003-й нам нужно было войти только вместе, и тогда уверенность в том, что все противоречия удастся преодолеть, только окрепнет. Раздельное празднование казалось мне недобрым знаком, и я прекрасно понимала, что после этого терпение Марка лопнет, и он поставит вопрос о жизни на два города ребром. И как когда-то в старших классах нам придется решать, чью мечту нужно будет принести в жертву ради того, чтобы иметь возможность быть вместе всегда.

Поэтому, каждый день, каждый час, оставшийся до новогодней ночи, мы воспринимали как угрожающее щелканье стрелок на часах взрывного механизма. Момент, который должен был решить все, приближался, а ясности в ситуации так и не прибавилось.

Чтобы хоть как-то сбавить градус напряжения в наших разговорах, я принималась трещать о совершенно посторонних, суетливых, бытовых вещах. Только они, такие раздражающие, могли немного отвлечь нас от тягостного ожидания. Мне вдруг захотелось встретить новый год не дома, а в шумной компании, в каком-нибудь новом, интересном заведении. Заодно я могла показать Марку свою жизнь, доказать, что она совсем не бессмысленна и пуста, а те самые творческие личности, о которых он отзывался с неизменной иронией, люди не без греха, конечно, но с ними тоже есть о чем поговорить.

А еще я хотела застраховаться от одиночества в новогоднюю ночь, потому что была уверена — ситуация с приездом Марка так и не разрешится благоприятно. К моему удивлению, Марк, никогда не бывший поклонником шумных тусовок, неожиданно согласился. Видимо, в собственные шансы на приезд он верил еще меньше, чем я.

Однако это не помешало мне с головой окунуться в предновогодние хлопоты: бронирование столика, покупку нарядного, обязательно сногсшибательного платья (после нескольких месяцев разлуки Марк должен был увидеть меня красивой) запись к парикмахеру, обсуждения по телефону праздничной программы и меню новогодней ночи.

К выбору места празднования я отнеслась очень строго — никаких модных местечек, где страдающие различными зависимостями звезды богемы предпочитали реализовывать свои психозы и странные фантазии. Нет, нужно было только хорошее место, не слишком распиаренно-звездное, но самобытное и интересное. Пусть вокруг будет больше странного, чем пресыщенного народа. Фриковатость можно списать на особенный взгляд на искусство, а вот придумать оправдание вульгарным выходкам местных гениев — практически невозможно.

Поэтому, перебрав в уме несколько поверенных заведений, я выбрала место, которое было на слуху у самых прогрессивных представителей тусовки. Довольно респектабельное и при этом не лишенное экстравагантности, арт-кафе находилось на первом этаже небольшого отреставрированного особняка и давно привлекало не только литераторов, но и художников, и музыкантов. Не в последнюю очередь оно пользовалось такой популярностью потому, что на втором этаже находилась частная галерея хозяина — осевшего в Киеве бизнесмена-датчанина Йоханнеса Ларсена, который, заработав первый капитал в сытой и безбедной Европе, не оставлял надежд раскрутить искусство уже на родине любимой художницы-жены.

Регулярно предоставляя галерею под самые необычные и скандальные выставки, внизу Йоханнес открыл большой ресторан, стилизованный под старинную гостиную. В ней была литературная секция — там собирались для встреч и автограф-сессий презирающие глянец писатели и поэты. Под большими абажурами, развешанными по всему залу, стояли круглые столы, покрытые скатертями с тяжелыми кисточками, а на стенных полках грудами лежали книги самых разных жанров. Особую популярность приобрела привычка начинающих авторов, печатающих свои романы на принтерах и оборачивающих их в твердый переплет, приносить и оставлять здесь свои рукописи. Так они надеялись найти первых читателей и привлечь внимание критиков или мэтров богемного мира. Надежды эти нередко оправдывались — народа в ресторане всегда было много, а критики и литераторы, коротавшие время в ожидании заказа, часто брали с полки первое, что под руку попалось. И в случае везения, приправленного качественным текстом, начинающие таланты находили себе покровителей, а заодно и шанс быть изданным и услышанным.

В музыкальном уголке, на небольшой сцене всегда играл джаз-бенд или экзотические музыканты, зачастую использующие такие диковинные инструменты, что многие из присутствующих их так и называли — «чудаки со странными штуками». Так что, посетители ресторана могли не только вкусно отобедать или отужинать (местная кухня славилась своими блюдами, поэтому сюда постоянно заглядывали приезжие иностранцы) но и попасть на концерт или литературные чтения, а при желании — и поучаствовать в них. Нередко бывало так, что кто-то из гостей доставал губную гармошку или гитару из чехла и присоединялся к выступающим на сцене — и местные джем-сейшны постепенно визитной карточкой «квартиры Йоханнеса». Именно под таким изначально подпольным, а потом уже и вполне официальным названием заведение знали не только в столице, но и по всей стране.