Он и раньше мало напоминал выходца из чинного университетского мира, подчиненного строгим правилам. Теперь же, когда необходимость блюсти положенные по статусу приличия, осталась позади, в нем еще ярче проявилась опасная, агрессивная неукротимость, готовность принять любой вызов и ответить ударом на удар. Словно Самсон, вновь получивший силу и не забывший ни одну обиду, ни одну насмешку, ни один поддельно-сочувствующий взгляд, он вернулся в привычное окружение, готовый рассчитаться со всеми, кто, неискренне вздыхая, списал его со счетов со словами: «Никто не знает, где теперь Третьяков. Может, он и не вернется уже. Может, сбежал в какую-то деревню, он вечно грозился это сделать. Ну вот и не выдержал, в конце концов»

Внезапно моя радость сменилась страхом — я не знала, как отреагирует Вадим, когда увидит меня. Я все еще отчетливо помнила, как закончился наш последний разговор: «И слышишь… не попадайся мне на глаза. Хотя бы первое время. Иначе… Ладно, все, бывай здорова!» Эта многозначительная пауза вместо красноречивых описаний расправы или мести была страшнее всех возможных угроз.

Спешно затушив сигарету в пепельнице, я опустила взгляд, преодолевая желание вжать голову в плечи, зажмуриться и незаметно сползти под стол. Мне вдруг показалось, что если вести себя тихо, не шевелиться и не дышать, то он так и не заметит меня, и некому будет испортить ему настроение в праздничную ночь.

Собственное присутствие здесь, в заведении, которое выбрал Вадим для того чтобы немного развеяться, начало казаться если не насмешкой, то достаточно подлой и спланированной акцией с моей стороны. Если бы я только знала, что он будет здесь, если бы только могла предположить… Я бы ни за что не пришла в ресторан Йоханнеса, ни за что. А ведь еще и Марк… Марк должен вскорости появиться, если ничего не помешает ему в дороге. И мне лучше было предотвратить их встречу, дать Вадиму возможность просто забыть о нас, не бередить ему память и сердце хотя бы в преддверие нового года.

Но, едва я убедила себя в необходимости такого странного поступка, сдвигая кресло в тень, чтобы быть более незаметной, как вдруг почувствовала, что опоздала. Что мне уже не сбежать и не скрыться. Медленно, совершая над собой усилие, я подняла глаза и чуть не задохнулась от тяжести и цепкости взгляда, который, словно нож, приставленный к горлу, обездвижил меня и заставил замереть в ожидании нападения.

Вадим, который так и остался стоять, возвышаясь над своими друзьями с поднятым для тоста бокалом, смотрел мне прямо в лицо, и глухая, пугающая темнота в его глазах давила на меня подобно бетонной плите. С каждой новой секундой, медленной и тягучей, я ощущала, как сжимается пространство вокруг меня, как пульсирует и нагревается воздух, лишая возможности думать, действовать, сопротивляться. Казалось, пройдет еще мгновение, и я начну плавиться как воск, превращаясь в бесформенное нечто, оставив после себя лишь обугленный каркас, слабо напоминающий человека.

И когда мой страх от собственной беспомощности, достигнув пика, превратился в безмятежность жертвы, с улыбкой глядящей в лицо палачу, во взгляде Вадима что-то дрогнуло, и я смогла, наконец, выдохнуть. Невидимые путы, сковавшие тело ослабли, возможность двигаться и понимать происходящее вернулась — но лишь для того, чтобы осознать еще один пугающий поворот событий.

Медленно поставив бокал и небрежно кивнув собеседникам, словно говоря: "Погодите, я сейчас", Вадим отделился от своей компании и направился в мою сторону. Каждый его шаг, который я чувствовала внутренним слухом, отдавал в ушах нарастающими раскатами грома. Вжавшись в кресло, я сидела, ни жива, ни мертва, растворившись в мгновении между бурей и тишиной, которая вскоре рассыпалась, разбитая вдребезги его голосом:

— Ну, здравствуй, писательница! Присесть разрешишь?

Несмело кивнув, параллельно отмечая его всегдашнюю привычку задавать вопросы лишь для галочки, я наблюдала, как он резким движением отодвигает стул и садится за мой столик, с силой упираясь в него локтями и смыкая руки в замок перед собой.

Не торопясь прерывать паузу, Вадим продолжал изучать меня, и если в первые минуты нашей встречи его взгляд бил сквозь кожу, то сейчас все внимание было направлено на внешнюю сторону, на обертку, призванную скрыть мою неуверенность и нервозность перед этой странной ситуацией.

Я видела, с каким молчаливым одобрением он отмечает изменения, произошедшие за время, что мы не виделись. Ему нравилась моя взрослость, мое смелое платье с открытыми плечами, яркий вечерний макияж и высокие перчатки, прячущие шрамы, которые когда-то именно он помогал мне залечить. По легкой тени, набежавшей на лицо Вадима, я поняла, что ему тоже вспомнилось время, когда только он знал мою главную тайну и учил принимать себя со всеми ошибками и падениями. Время, когда ближе него у меня никого не было. Время, ушедшее безвозвратно и навсегда.

— Вот так не ожидал, — наконец, подал голос он, стряхивая с себя ненужные воспоминания и возвращая нас обоих в день сегодняшний. — Какая встреча! Что молчишь, Алексия? Или ты променяла способность говорить на этот свой новый фасад, шикарный, не спорю. Да только безголосых кукол, хлопающих глазами, в здешней компании и так хватает. Хочешь пополнить их ряды?

— Да нет, ну что ты… — от долгого молчания голос стал хриплым, и мне пришлось прокашляться, чтобы продолжить. — Что ты такое говоришь. Я такая же… Такая, как и раньше. Привет, Вадим.