Издаю разочарованный стон, когда он отстраняется. Так вот, значит, как всё чувствуется после слияния. Я даже и не подозревала, что можно так… остро, ярко, полно. Словно и не жила до этого мига.

— Рыжий, это… это невероятно…

— Это ты — невероятная, моя любимая, — шепчет Эдвард, и я смотрю в его синие лучистые глаза и не могу насмотреться, тону в лазоревой чистоте, словно падаю в небо.

— Эдвард…

— Мири…

— Кхм, так мне уйти?

***

Спустя тридцать минут я уже одета и даже причёсана, и всё это Молли сделала абсолютно бесплатно. Я глажу светло-серый шёлк того самого платья, которое было на мне в день помолвки и тихо улыбаюсь, вспоминая. Да, сегодня я всё-таки стану Мирандой Тьер и никто больше не сможет помешать.

Прохаживаюсь по комнате, ожидая рыжего, которого с трудом, но всё же уговорила, не глазеть как я переодеваюсь.

Молли даже чай с печеньем успела принести, прежде чем упорхнуть на кухню, так что я рассеянно прихлебываю тёплый напиток и смотрю в окно на заросший сад Тьеров.

— А говорят, что женщины долго собираются. — Поворачиваюсь с улыбкой, когда дверь тихонько скрипит и улыбка сползает с лица, едва вижу Эссена, невозмутимо переступающего порог.

— Эдва… м-м-м, — успеваю крикнуть, прежде чем метнувшийся герцог накрепко запечатывает рот, и уха касается вкрадчивый шепот:

— Ш-ш-ш, Миранда. Я уберу руку, если не будешь кричать.

Я киваю и, получив свободу, шиплю гневно:

— Что вам нужно? Я прошла слияние с Эдвардом и для вас бесполезна.

— Знаю, и я рад этому, — внезапно огорошивают меня, обхватывая подбородок. Во взгляде Эссена нет ни злобы, ни жажды мести, лишь спокойствие и немного печали. — А ещё я знаю, что у тебя сегодня свадьба.

— Но как?.. Откуда?..

— Миранда, наивная моя девочка, — беззлобно смеётся Эссен. Его пальцы скользят по моим губам в короткой ласке, но она так невесома и мимолетна, что практически не замечаю. — Всё получилось так, как мы с Эммой задумали. Право слово, в какой-то момент я даже испугался, что мы ошиблись, но Эмма всё-таки лучше знала своего сына.

— Но…

— Запомни: то, что дается легко — никогда не ценится по достоинству. А любовь — слишком дорогой подарок, за неё стоит бороться и умереть, чтобы воскреснуть. Что ж, — он окидывает меня странным взглядом: — ты — очень красивая невеста. Искренне желаю вам счастья. И кстати, — в его глазах мелькает хитринка: — надеюсь, у твоих сестёр тоже есть лекарский дар?

— Что?! — рычу, но Эссена уже и след простыл, только россыпь чёрных искр оседает на ковре в том месте, где он стоял мгновение назад.

Вот гад!

***

Три года спустя.

— Папа, а мама шпит? — звонко спрашивает Эмма, пытаясь засунуть любопытный нос поглубже под одеяло.

— Ш-ш, спит. Не будем ей мешать, пусть отдохнет, лисёнок? — шепчет Эдвард и осторожно соскальзывает с кровати, чтобы не разворошить тёплое гнёздышко. Рыжий всё переживает, чтобы я, не дай боги, не замёрзла.

— А у меня есть зук. Шмоти, какой касивый.

Кажется, кто-то опять притащил из сада очередное крылатое чудовище. Наш дом с некоторых пор превратился в настоящий бестиарий для всяких жужжащих-шуршащих и трескучих.

— Действительно, — беззвучно смеётся рыжий, — очень красивый.

— Он итать умеет. А мама дойго шпать будет? Я есь хосю.

— Пойдём, покормим тебя. Кстати, а что едят маленькие лисята?

— Ну, мы едим леденси. У тебя есь леденес? Нет, тогда касю с валеньем…

Дверь тихонько прикрывается, практически без скрипа, и родные голоса удаляются, превращаются в невнятное бормотание. Я продолжаю лежать, как мышка, не открывая глаз, хотя больше нет нужды притворяться. Но мне кажется: пошевелюсь, сморгну и всеобъемлющее чувство счастья, что затопило меня с головой солнечным светом, исчезнет, растает в привычном уже даревском тумане.

Глупость, конечно!

Ведь у меня теперь есть личные светила, мои дважды рыжие солнца!

Ох, нет, уже трижды…

Конец