Для чего это всё сказано? Чтобы лишний раз оглянуться на себя. И увидеть «хорошего человека». «Общество, может быть, и простит нам наши слабости. Мы сами себе не должны их прощать», – говорил нам Лесник.

Но кое-кто спросит: а какой толк эту риску красную созерцать? Надо же менять себя по образу и подобию Божьему! Тогда им встречный вопрос: каков он, образ Божий? Вокруг него тысяча миллионов торжищ. Ведь если Бог есть Вечность, то у него нет образа! И он есть Ничто! Попробуйте найти образ к Ничто! А созерцать риску – это и есть внутренняя брань! Смотришь ты на себя – и видишь кривизну свою. И тут же смотришься в первообраз, начертанный в душе своей. Сравниваешь и скорбишь! Мы об этом говорили уже. И много раз. Но так уж устроен человек, что он ничего не видит, ничего не слышит, всё и так знает и задаёт одни и те же вопросы. Это мы себя измеряем. Мол, а как, а что, а почему, а зачем смотреть, к примеру, красную риску? Смотреть же риску красную – и есть кара для души нашей. Наша Голгофа! Ибо невыносимо зреть несовершенное! Нам красоту подавай! Вот мы и замазываем красную жизнь, которая вовсе не красивая, красивой замазанной жизнью. И рядимся в кафтан благоразия. Не будешь риску свою созерцать – вынесет тебя вовне, в брань внешнюю. Вот тогда и ныть – жертва – выползет, и жора проснётся. Тогда ты себя оправдаешь всяко.

Но как же тогда очищение? Ведь в народе говорили о нём? Говорили! И оно нужно! До поры нужно! Но однажды ты дозреешь и до внутренней брани! Жизнь – век! Или некий путь! На нём вехи. До вехи подвига очищение тебе – порука и понука! А дальше клажей оно становится. Или игом. И начинается внутренняя брань. Почему так? Потому что очищение только тешит нас! И побуждает мир судами разделять. На чистый – грязный! Фу, какой мерзкий!!!

Мир наш – чернотроп! Очистил! Чисто! Благодать! Мир кувыркнулся. И опять грязно! Сизифов труд! И вот, осознав это, ты от перестаёшь очищаться, но приковываешь себя к красной риске. И начинается твоя непрестанная внутренняя брань! Не очищение! Но собирание опыта! Боли! Столько раз это говорили, что мозоль на языке набили. Вот эта боль и брань преобразит нас однажды. К чему? Вот тут и есть суть сутей!

Век наш, или путь, куда привести нас должен? Если мы скажем – к Богу, то так мы о Боге ничего и не поняли! Ибо Бог не там и не здесь. Везде? А покажите прямо сейчас себе самому, где это – везде? Ткните в него пальцем! Вот-вот! Не получается. Даже если очертить им окружность. Но Бог больше нашего «везде». Потому что для нас «везде» есть некая сумма. Но целое больше суммы. В общем, путь к Богу – это нелепость! Алала! Да, у него есть начало. Но исход его – Ничто. То есть ты должен сгинуть на нём! Сгинуть куда? Но ещё раз скажем: «куда» – корректно только для мира величин. Но не для мира бесконечности, или Божьего не-мира-мира-не-пойми-чего. Век ведёт нас в Никуда! Да и очищение должно туда же привести. Не к чистому миру, но к Ничто. Очищение даже не до чистого листа, но и от самого листа.

Итак, дорога в Никуда, брань не до победы. Некассово всё это. Потому и бегут от Спаса! Потому он никогда и не был массовым, хоть и секретом никогда не являлся!

Вот и всё, что хотели мы сказать о нашей сучности, о мытях, в которых прячется предатель. Если мы обратим свой взор в них, перестанем кормить быдло своей же невежественностью по отношению к себе, то это поможет нам одолеть предателя. Может быть, в слове «мыть» и в слове «мытарство» есть нечто общее? Мытарство – это мучение, страдание, тяжёлые, неприятные хлопоты. А наши «хочу есть, хочу спать» – разве не неприятные хлопоты? Остаётся только поставить точку в этом разговоре. Точка же состоит в том, что подвиг свойствен только человеку. Не скотине, не жителю. А без подвига не может быть Спаса. Так что сказка ложь, да в ней намёк! Хотите мытариться – мытарьтесь!

Понятие о мытях не является сугубо чьим-то. Есть оно и у китайцев, где его называли си-ди. Переводится это как «смертельный недостаток». Под «смертельным недостатком» понимали те слабины нашего характера, о которых мы ничего не знаем или с которыми ничего не можем сделать. За си-ди цепляется смерть. Но к таким смертельным недостаткам относятся не только явные недостатки, но и явные достоинства. Например, мудрость. Да, да! Если ты живёшь «во имя мудрости», то мудростью убьёт тебя. Или, в лучшем случае, побьёт. Она, если я всё ради неё, уродует меня. Уродует меня и жажда счастья всему миру, жажда совершенства. Жажда силы тоже делает меня слабым. Всё это си-ди! В общем, то, «на чём я собаку съел», – моя слабина, моя мыть, моё си-ди.

* * *

А теперь ещё немного о том, что напрямую с мытями связано: о любе, растатурице и тарарахе.

Вот, к примеру, у китайцев есть представления об «усилении внутренней практики» посредством освоения окружающего пространства. Это хорошо всем известный фэншуй, дословно «ветер и вода». Цель фэншуй – поиск благоприятных потоков ци и их использование на благо человека. Задачей же фэншуй, в свою очередь, является правильное размещение предметов в жизненном пространстве человека, позволяющее управлять жизненной силой (ци) для усиления этой же жизненной силы. В двух словах о фэншуй, конечно же, не скажешь и полный образ так и не раскроешь. Но вот задаться вопросом, было ли хоть что-то подобное в казачьем Спасе, вполне можно.

Да, наставники действительно поучали, что есть нечто вовне, что усиливает ток жизни – живу – через нас. Некая совокупность мелочей в виде предметов и явлений. Но свести всё это в свод, подобно фэншуй, чтобы воспользоваться этим знанием как «скелетом» на благо себе, вряд ли получится. Почему так, объясним позже.

По мере роста нашей души мы начинаем всё отчетливее и отчётливее видеть вокруг себя лад – не лад и стремимся преодолеть последний, чувствуя, что «неладно» отнимает у нас что-то, не давая развернуться на полную. А это очень важно в том случае, когда ты идёшь в неведомое. Поход в неведомое – всегда подвиг! Не одолеть нам его, коли нус не по ладу! И сбежать от подвига невозможно! Он неизбежно однажды встанет перед зрелой душой!

Так уж есть, что ток живы может быть усилен через, казалось бы, ничего не значащие действия, через какие-то безделушки. И пример этому мы видим в том, с каким трепетом люди творят вокруг себя уют. В Спасе действие налаживания уюта, осознанное оно, или нет, и через это усиление тока жизни называлось любой. Ток жизни – жива, а ловитва живы, охота на неё через мироустроение и бытоустроение – люба.

Коли люба, так и жизнь стремится, говорил нам наказитель. Жизнь стремится – в жире она! Не в хабаре область достигается, но в жире! И в области, полноте, если говорить по-другому, мы обретаем осознание своей Задуми. И покой! Хотя и хабары без любы не будет! Может, в память об этом казачье «любо»?