– Может, соизволите поднять свой тяжелый зад, когда командир к вам обращается?

Болтунов подскочил, как ужаленный.

– Виноват, товарищ подполковник. Я не понял...

– А пора понимать - давно от маменькиной сиськи отлучен... Не понял, со злой иронией повторил он.
– Виноват... Пай-мальчик, а не офицер. Может, и прощение попросишь? Или достоинство не позволяет? А считать нас, командиров, дураками достоинство позволяет?
– подполковник вдохнул воздуха и загремел ещё громче и строже: - Во сколько в гарнизон вернулся?

– В... в семь двадцать, - запинаясь, пролепетал Болтунов.

– А во сколько уехал?

– Около десяти вечера.

– Кто отпустил?

– Видите ли...

– Вам вопрос ясен?
– перешел подполковник на "вы".

Болтунов опустил голову.

– Было поздно...

– Начальник штаба, - повернулся подполковнику к Агапову, - с завтрашнего дня с летного довольствия снять, и через день на ремень! ткнул он пальцем в сторону старшего лейтенанта.
– В караул, дежурным по аэродрому, в столовую, чтоб не отощал. А вам, товарищ Золотухин, на первый раз выговор, чтоб лучше воспитывали своих подчиненных, проявляли требовательность. Подумайте, кем заменить этого Дон Жуана, променявшего службу на юбку.
– Сделал паузу и более спокойно завершил: - На Вюнсдорф, как и в прошлый раз, пойдут семь экипажей. Три летают в районе аэродрома, остальные занимаются по планам командиров эскадрилий. Розыгрыш полетов - в пятнадцать ноль ноль. Свободны.

– Доложил, сволочь!
– непонятно кого ругнул Болтунов, когда мы вышли на улицу.

– А что случилось?
– решил уточнить я, догадываясь, где был Андрей.

– Знаешь, кто вчера вечером звал меня к телефону?

– Невеста?

Андрей кивнул.

– Она у проходной меня ждала. На своей машине из Кишинева прикатила. Соскучилась. Посидели в машине, поговорили. А потом ей плохо стало, рвота началась. Я хотел за врачом бежать, она не пустила. Говорит, все нормально, это от того, что ребенок будет.
– Помолчал.
– Вот такие пироги. Спрашивает, что делать будем. А я от радости во все горло рявкнул: "Свадьбу гулять будем!" Я смеюсь, а ей не до смеха. Попросила, чтоб домой её отвез. Я к дежурному, чтоб командиру позвонить. А тот: "Зачем беспокоить? К двенадцати вернешься и делу конец". Я и махнул в город. Альбина передумала ехать домой, к подруге уговорила её завезти. Пока там чайку попили, в постельке побаловались, глядь - двенадцатый час. Автобусы уже не ходят, у таксистов пересмена, да и не очень-то охотно они нынче за город ездят. Короче, пришлось остаться до первого автобуса.

За нами шел майор Золотухин и весь разговор он, конечно, слышал. Но молчал, как и в клубе, когда Вайкулевич отчитывал второго пилота. И мне позиция невмешательства командира экипажа очень не понравилась: у нас в полку, когда я летал, было не так - один за всех, все за одного, независимо от звания и ранга. Я посочувствовал Андрею:

– За тебя почему-то никто даже голоса не подал. Так в порядочных экипажах не поступают.

Золотухин и на этот раз промолчал. Но когда мы остановились около штаба эскадрильи, подошел и сказал с обидной ехидцей:

– Ты вот что, сынок, в другой раз о своих подвигах раньше командиру экипажа докладывай.

– Да не успел я. Пока помылся, побрился, еле на завтрак успел. И вас там уже не было... Да и не думал я...

– А думать надо, - перебил Золотухин.
– Всегда. Теперь ты по нарядам ходить будешь, а нам какого-нибудь эквилибриста подсунут.

– Надо объяснить командиру полка ситуацию, - подсказал я.

– Объяснить, - усмехнулся майор.
– Вы слышали как он разговаривает с нами?

– А вы попробуйте хамству юмор противопоставить. Нам однажды удалось такого грубияна в нашем полку от умиления прослезиться.
– И я рассказал комичный случай из своей жизни: - Однажды я опоздал на летно-тактические учения. Проспал. И наткнулся на аэродроме на командира полка, наподобие вашего Вайкулевича, владеющего только двумя языками: командирским и матерным. "Ты почему, так твою... разэтак опоздал?" - заревел полковник. "Роды пришлось принимать, товарищ полковник!
– радостно докладываю я.
– Сын родился. Хорошая примета. Летчиком будет. А поскольку вас первого встретил, разрешите вашим именем назвать?"

Сослуживцы, слышавшие наш диалог, затаили дыхание: а если командир дознается, что у меня ни жены, ни невесты нет?

Но суровость с лица полковник, как ветром сдуло. Глаза даже от такого почтения повлажнели.

"Роды - дело серьезное, - сказал он совсем ласково и пожал мне руку. Поздравляю. Разрешаю назвать моим именем, коль есть такая примета"...

А в кабине самолета командир экипажа схватил меня за грудки.

"Ты когда это успел жениться и сына родить?"

"Разве я сказал, что моя жена родила?
– сделал я наивное лицо.
– Я доложил, что принимал роды.
– И после небольшой паузы дополнил: - Хозяйка квартиры родила".

Потом, когда гнев моих начальников прошел, я покаялся и они простили меня.

Золотухин ничего не сказал по поводу моего рассказа, но на розыгрыш полетов привел и Болтунова.

– А ты почему здесь?
– удивленно вскинул вверх рыжие брови Вайкулевич.

Золотухин выступил вперед, заслоняя собой старшего лейтенанта.

– Это я приказал ему быть на розыгрыше, товарищ подполковник. Мы с вами не разобрались, в чем дело.

– Именно?
– глаза подполковника наливались гневом.

– Не надо горячиться, товарищ подполковник, - веселым тоном продолжил майор, словно не замечая состояние командира.
– Человек, можно сказать, подвиг совершил, а мы его - по загривку.

– Какой ещё подвиг?

– Болтунов девушку спас, дочку президента.

– Кого?
– глаза Вайкулевича, казалось, вылезут из орбит.