Шрифт:
– Нет, сроки годности медицинских аппаратов у меня сомнения не вызывают, - ответил я с улыбкой. И спросил напрямую: - Я чем-то тебя обидел?
– Ты бросил меня в таком состоянии...
– Прости, но ты заснула, и я не хотел тебя беспокоить - я очень храплю.
– Серьезно?
– усмехнулась она.
– Только из-за этого?
– Лицо чуточку оттаяло.
– Какие вы, военные, ханжи. И... трусы... Пусть человек умрет, только бы не запятнать свое имя.
– Прости, я постараюсь искупить свою вину, - и по-дружески взял её за руку, повел к выходу.
Она закрыла дверь на замок, но уходить не торопилась.
– А знаешь, я почти не спала, все думала, думала... И вот какой дурацкий стишок сочинила. Хочешь послушать?
– Ты пишешь стихи?
– А кто их в юности не пишет.
– С удовольствием послушаю.
– Остаться я нашла причину. Ах, обольститель-мальчик! Казалось мне, что ас, мужчина. На деле вышло - зайчик!
– Ну ты настоящая поэтесса, - рассмеялся я.
– От такой критики хоть пулю в лоб. Но я стреляться не буду. Может, ещё докажу, что не зайчик.
– Хвалился гномик: что он могуч и скоро вырастет до туч, - выдала Альбина новый экспромт. Или это вычитанная ранее заготовка?
– Тоже твое?
– Понравилось?
– По форме. Но содержание не соответствует действительности. Ты давно увлекаешься поэзией?
– Не очень. Так, балуюсь иногда.
– Хотелось бы почитать твои стихи. Доверишь?
Она ответила не сразу.
– Они сугубо личные. Но мне тоже интересно послушать мнение столичного литератора. Ведь журналисты - литераторы?
Обида её, кажется, прошла, разговор стал доверительнее.
– А какой-то степени... Кстати, в курсантские годы я тоже увлекался поэзией, и ямб от хорея умею отличить.
Мы поднялись из подвала. Перед тем как открыть дверь в учительскую, Альбина снова приостановилась и спросила:
– Ты когда уезжаешь?
– Хотелось что-то определенное узнать о гибели Андрея. Возможно она связана каким-то образом с контрабандой оружия. Так что с недельку придется ещё пожить здесь.
– Очень хорошо. Поверь, Игорек, с тобой мне намного легче. Я не так тяжело переношу потерю. Не знаю, что бы я делала без тебя. И когда ты вчера ушел, мне не хотелось жить... Я очень прошу тебя, побудь со мной, пока я не приду в себя.
Мне стало искренне её жаль. Надо же было такому случиться. Убили в самый канун свадьбы. Кому Андрей так навредил? Неужели он причастен каким-то образом к контрабанде? И поведение Альбины смущало меня, вносило путаницу в мысли, в чувства. С одной стороны все вроде бы ясно: гибель Андрея потрясла её, а с другой - её объяснения приводили меня в смятение, раздражали и вызывали недоверие: можно ли так быстро привыкнуть к незнакомому человеку, даже если она и считает меня другом Андрея? Или я чего-то не понимаю, или сужу слишком прямолинейно. Надо не спеша во всем разобраться...
– Собственно, я к тебе ехал.
– Вот и хорошо. Тогда попрощаемся с Сусанной Николаевной и поедем к нам.
Я извинился перед директрисой за отнятое время и, пожелав ей успехов в работе, покинул вместе с Альбиной кабинет.
Натертые и пахнущие полиролью Альбинины "Жигули" сверкали как новенькие, коврики - без пушинки, на панели - ни пятнышка пыли; стерильно-медицинская лаборатория да и только. И Альбина одета не в траурное платье, как вчера, а в легкое из цветастого крепдешина, просвечивающее ажурное кружево бюстгальтера и трусики. Загорелая кожа, округлые бедра, стройные ноги выглядели так соблазнительно, что всколыхнули во мне желание, и я невольно похвалил себя за вчерашнюю выдержку...
Взревел мотор, и машина рванулась со школьного двора.
Я обдумывал дорогой, как быстрее отделаться от Альбины - иначе могу наделать глупостей, - и доложить Токареву о своих соображениях. Предлог проверить гуманитарную помощь в школе органы правопорядка найдут, хотя бы под видом изъятия утратившего срок годности сушеного картофеля, пока сомнительное медицинское оборудование не перекочевало в другое более укромное местечко.
К моему глубокому огорчению, Альбина подвернула к знакомому нам кафе, объяснив, что проголодалась как волчица, а дома мачехи нет и обед не приготовлен.
– Да ты не бойся, теперь здесь к нам никто приставать не станет, предупредила она мое возражение.
Выглядеть в её глазах трусом мне совсем не хотелось, и я с одобрительной усмешкой принял её предложение.
– На голодный желудок цыган и спать не ляжет.
– А ты откуда знаешь про цыган?
– засмеялась Альбина.
– Все зависит от цыганки: одна накормит, напоит и ублажит; другая и плетью отходит, у цыган ныне тоже эмансипация женщин.
В кафе народу было мало, и Альбина провела меня за тот же столик, за которым мы сидели втроем. Официант, едва увидев нас, поспешил, как к долгожданным гостям; расплылся перед Альбиной лакейской улыбкой.