— Тихо лежи, — сказал незнакомый голос, — Новый обвал устроишь.

На лицо потекла вода.

— Не открывай глаза, еще рано.

Я возле крепости, вспомнил Лиани. Нас же засыпало.

Теперь и на грудь полилась вода; осознал, что рубашка и куртка распахнуты. Ледяная вода приглушала боль, и, верно, промывала ссадины или раны, он не мог видеть. По ребрам и голове будто пронеслось стало кабанов, во рту был вкус крови и пыли. Немного воды попало на губы — и у нее был земляной вкус.

— Теперь можешь смотреть, если хочешь.

Разомкнул веки, сперва ничего не увидев. Каждый вдох давался с трудом, еще больше усилий понадобилось, чтобы повернуться на бок и приподняться. Тут же пожалел об этом — перед глазами запрыгали багрово-черные полосы и круги. Но успел разглядеть силуэт рядом, темное пятно в сумерках.

— У тебя ребра треснули, — сказал человек. — Могло быть и хуже. Видишь меня?

— Плохо…

Не знал, получилось ли это сказать, или только губы шевельнулись.

— И голову задело тебе, — добавил говорящий, потом еще сказал: — Я не врач, но тяжелые раны и близкую смерть я чувствую. Это не про тебя.

Странно прозвучали слова, будто бы с сожалением. Кто рядом с ним, друг или враг? Если враг, зачем помогал?

— Пей, осторожно только, — в губы толкнулся жесткий глиняный обод. Сзади под голову придержала рука.

Глотать было трудно, словно не вода, а куски льда внутрь проскальзывали, застревали. Но и впрямь становилось легче. Ощутил наконец, что полулежит то ли на плоском камне, то ли на очень плотной земле. И не зрение изменило, а вправду вечер вокруг, у земли, под ветвями, густой, на небе еще довольно светлый. И сам он — среди камней, а неподалеку, странно изломанные, из-за корня торчат окровавленные предплечье и кисть.

Может, Лиани и смог бы вскочить, но чужая рука удержала, сама словно из камня.

— Тихо.

— Ты…

Не выкрикнул — рваный сдавленный вздох получился. Повернул голову вбок, уже зная, кого увидит. Узнал все-таки голос — его слышал среди болот и той ночью, с Орни. Теперь узнал и лицо — невозмутимое, гладкое, без следа крови или хоть пыли.

Тварь-из-пояса выглядела вполне живым человеком, значит, не голодна; держит крепко, хотя могла бы и отпустить — все равно от нее никуда не деться сейчас.

— Ты убил моих друзей, — сказал Лиани.

— А ты присмотрись получше, там кусок рукава виднеется, — равнодушно откликнулась нежить. — Может, тогда поблагодаришь.

До слуха донесся вроде бы тихий стон — с другой стороны, затем чье-то неразборчивое бормотание.

— Там твои двое, и с ними один… помощник. Не беспокойся, он совсем не как я, даже наоборот, — острые зубы блеснули в улыбке, хотя не было света для такого отблеска..

— Вокруг вас рыскали мародеры, — пояснил застрявший в мире живых мертвец. — Пришлось делать доброе дело. Зато так я сыт и в разуме. Ты по-прежнему нужен мне, а твои товарищи… может, хоть так поверишь в мои слова.

Лиани он по-прежнему то ли поддерживал, то ли не отпускал. Ветерок прошелестел над поляной; от вылитой на тело воды или от ушибов пробрала дрожь. Юноша снова повел глазами по сторонам — бесполезно, только камни, земля, вывернутые корни, темные стволы да темно-розовый клок заката в просвете меж ними, словно и закат порвали на лоскуты. Крикнуть, позвать? Нечем, и дышать-то едва удается.

— Как ты меня нашел? — спросил одними губами, но тот понял.

— Монах, которого вы называете благословенный брат Унно, счел, что тебе — точнее, кому-то — угрожает беда и свернул к завалу. А по мне он просто идиот и заблудился удачно.

— Где же он? Ты…

— Помогает твоим товарищам и заодно оплакивает мародеров. Добрый, добрый, святой человек.

Бессмысленно было рваться куда-то — сил все равно нет, а врет или не врет тори-ай, скоро будет понятно. Сам же юноша сейчас все равно слабее только вылупившегося птенца. И так же, как у птенцов, сердце колотится, скоро выскочит через треснувшие ребра.

— Да успокойся, — с досадой произнесла нежить, — Думаешь, он тебя мне отдал, решив защищать других? Два раза я тебя не тронул, на третий съем наконец? А вот тех он и впрямь защищает. Мне не подойти.

— Спасибо, — сказал Лиани. — Ты снова меня спасаешь…

Мужчина напротив неожиданно ощерился:

— Если бы не она…

— Помоги сесть, — попросил юноша, отводя взгляд — страшно было видеть этот оскал. — Надо выбираться отсюда.

— Спешить тебе некуда, отлежись, и поговорим еще. Есть о чем.

— Мне надо в крепость.

— Нет больше твоей крепости.

— Откуда ты знаешь? — снова лед под ребра толкнулся.

— Думаешь, я смерть не почую, да еще если столько мертвых? Сказал же раньше. Тут ходу даже тебе такому не больше пары часов, несложно понять.