Девушки казались ему глупыми. Ему не нравились их идеальные брови, которые казались красивыми только издалека. Умных девушек он боялся – они напоминали своими холодными безразличными глазами брата, по которому он все же скучал. С грустью Эрик понимал, что сколько ему не учись, брат всегда будет впереди. Брат был мудрым с рождения. Пусть он мог не знать каких-то научных фактов, но кажется жизнь он познал еще в детстве.

Эрик пропадал в дымных местах, чтобы заглушить мысли музыкой. В клубах были свои завсегдатаи, которые не узнавали его и знакомились с ним раз за разом, подсаживаясь за стойку. Он помнил их истории жизни наизусть, но не перебивал, выслушивая внимательно, заглядывая в глаза, давая бармену передохнуть. Иногда он позволял себе больше, чем следовало. Например, не отнекивался, когда Пол приглашал его потанцевать. Эрик старался дрыгаться так же сильно как остальные: те, кто чем-то накидался.

Под конец вечеринки, Эрик хоть и выпивал толику, отчего-то сильно тосковал по дому. А особенно по кровати брата, в которой засыпал крепче, чем в своей.

Они прыгали с Полом на танцполе, как дети. Пол снимал их на свой айфон и потом отправлял Эрику. Эрик в свою очередь отправлял видео брату с тайным желанием, чтобы тот позвонил матери, нажаловался и Эрика забрали. Но брат не звонил.

Наутро Эрику было стыдно. Поэтому он расценивал молчание брата не как равнодушие, а как мудрость. Брат не отвечал на странные сообщения. Потуги привлечь внимание теперь казались Эрику бессмысленными, и он просто сидел в клубе до закрытия, а потом на заре шел в колледж, позавтракав в «Маке» и зажевав лук жвачкой. Похмелье его никогда не посещало, а он, шагая по светлеющей улице широким шагом, даже не осознавал своего счастья.

Сосед по комнате часто ночевал у своей местной подружки, с которой познакомился в первый день учебы. И Эрик настолько успевал свыкнуться с одиночеством, что испытывал физический дискомфорт, когда сосед все-таки ночевал там, где положено. Кожа Эрика прямо-таки свербила. Хотелось зарыться в одеяло с головой и со всем остальным миром, кроме людей. Он старался спрятаться за наушниками, слушая аудиокнигу. Но когда сосед принимался за часовые выяснения отношений по телефону приходилось включать что потяжелее – Бьенсе и Рианну. К счастью, сосед ссорился с подружкой редко и всего на сутки.

Мама звонила Эрику каждую неделю. Называла «сыночка». Она не расспрашивала его о девушках, надеясь, что он сам поделится с ней, доверяя ей, зная, что она не будет осуждать. Но говорить ему и правда было не о чем. Искать подружку на ночь или даже год было сложно, а потому он довольствовался собой во всех смыслах. И был в принципе счастлив.

Мама берегла его, говорила, что отец в порядке, даже когда тот был не в порядке. Она часто жаловалась Эрику на старшего сына, на его нечастые приходы, его конуру на чердаке, из которой он не вылезает все выходные – один бог знает, чем там можно заниматься в одиночестве. Эрик успокаивал ее: «Когда я приеду, все образуется, я смогу направить его на нужный путь, помочь, как когда-то отец помог дяде». Она вздыхала при этих словах, бог знает почему и повторяла: «Мне все чаще кажется, что ты не вернешься, мой дорогой». Он не знал, как на это ответить и поэтому ограничивался расхожей фразой: «Ну что за ерунда!». Хотя в глубине души понимал, что возможно все.

После этих слов разговор постепенно сходил на нет. Положив трубку, он думал, что лучше: стабильный бизнес отца или приключения. Хотя в целом его будущая жизнь была предопределена. Когда отца не станет, ему так или иначе придется брать дело в свои руки.

Первые дни в колледже заставили почувствовать на физическом уровне, как далеко дом. Семья и прошлые мечты о будущем казались нереальными. Он отчаянно цеплялся за воспоминания, потому что новая жизнь ему поначалу не нравилась. Он старался изо всех сил быть счастливым: обучение стоило кучу денег, и он пытался гордиться, выжать максимум из тех возможностей, которые имел. Ему было стыдно разбазаривать родительские деньги, как это делали остальные. И после каждого похода в клуб он старался экономить буквально на всем, чтобы не уйти в минус и не просить сверх положенного. Он жалел о потерянном времени, которое мог бы потратить с пользой.

Он также любил гулять в одиночестве. И в каждую свою прогулку выбирал новые маршруты, чтобы открывать что-то новое, влюбляться в место своего вынужденного обитания, приукрашивать окружающую действительность. Обычно он спускался в метро, ехал до станции с названием, которое ему нравилось именно сегодня. А потом шел пешком обратно в свой временный дом. По пути он думал о том, что временно даже наше тело, а значит грустить о чем-то потерянном: доме, семье, любви не стоит. Праздно шагая, ну прямо как неопытный турист, он заглядывал во дворы, богатые и бедные, пытался найти смысл в случайно попавшихся на глаза граффити.

Ту ночь он вспоминал еще долгие годы. Как назло ему в те часы было спокойно и даже вдруг хотелось жить. Накануне преподаватель экономики похвалил его перед всей аудиторией за правильный ответ, что бывало редко, и Эрик в тот миг и правда поверил, что сможет встать во главе фирмы и быть хорошим человеком. Совсем как отец и дядя. Вечером, окрыленный, он читал учебник в своей постели и ему даже нравилось. Свет лампы из-за спины освещал книгу и кусок старого одеяла, и Эрику вдруг подумалось о том, что и 50 лет назад такой же окрыленный мальчик сидел на этом самом месте и читал учебник. Романтичное настроение Эрика не дало ему шанса вспомнить день открытых дверей в университете, на котором говорили, что этот корпус построили только 10 лет назад, и он является самым новым, что на этом месте когда-то была беседка. Но когда руководство поняло, что беседка является местом сбора молодых курильщиков, беседку было решено снести. Все те, кто отдыхал в ней от бесцельно прожитого дня были конечно удручены.

Утром шел густой снег. Наконец-то был повод полететь домой, не дожидаясь каникул. Вот только ехать Эрику теперь не хотелось. Он готов был провести в университете всю жизнь, лишь бы все осталось по-прежнему. В самолете он глядел на облака и пытался представить, что там кто-то живет. Но ничего не получалось. Хоть и очень хотелось.

Она помнила тот далекий день похорон свекра, как будто он был вчера. Мартин был таким безутешным. А ей так хотелось его поддержать, прижать его голову к груди, обхватить его длинное тело своими тонкими руками. Жаль только, что до этого дня они общались совсем мало и ей вообще казалось, что она ему не нравится, что он терпит ее присутствие, что он слишком великодушен и не выставляет свою неприязнь напоказ.