Я вылетела из кресла, схватила графин, рывком плеснула в стакан воды и подскочила к ней.

— Бог с вами, Роза Львовна! Нет, конечно!

Женщина жадно припала к посудине, а я подняла глаза к потолку, мысленно подытожив — «один-один», имея в виду соотношение даров и пакостей.

— Значит, вы бросили его в застенки?.. Потому что он влез в дела специальных служб?! — оторвавшись от стакана, ужаснулась Роза Львовна. — Скажите, где вы мучаете моего несчастного Бориса?! Он в тюрьме?!

— Не совсем так… — в замешательстве сказала я, опускаясь на соседний стул и гневаясь про себя на необходимость в одиночку расхлёбывать заваренную Азаровым кашу. — Ваш муж сейчас… как бы это сказать… в ПНД.

— Боже мой! Я так и знала! Бедный Борис! — запричитала она, заваливаясь на меня. — О, зачем он слушал своего папу?! Я ведь чувствовала, что вас нельзя трогать! Несчастный мученик! Он таки не выдержал пыток и сошёл с ума!

— Да у вас вся семья, что ли, с приветом?! — возмутилась я, пытаясь придать женщине перпендикулярное стулу положение. — Что вы несёте?! Никто вашего Бориса не мучил! И уж тем более не пытал! У него случился реактивный психоз — сущая ерунда по нынешним временам! С гражданами такое сплошь и рядом происходит, — беззастенчиво соврала я, чтобы хоть немного её вразумить. — Ничего страшного, уверяю вас! Это не пожизненный диагноз. Поедем сейчас в больницу — скорее всего сегодня же Бориса Абрамовича и выпишут!

— Чтобы вы опять безжалостно бросили его в застенки?! Боже, какая беда!.. Нет, пусть уж лучше живёт в сумасшедшем доме… — убитым голосом прошептала женщина, глядя на меня бесцветными, застывшими в вековой печали глазами. — Там мой несчастный муж будет хотя бы в относительной безопасности…

— Ещё чего! Нечего ему там делать! — возмущённо воскликнула я и запоздало решила узнать, как она очутилась в моём офисе, если должна находиться за тридевять земель.

Это оказалось непросто. Роза Львовна то и дело принималась стенать о незавидной судьбе супруга, утирала слёзы, хваталась за сердце и бесстрашно клеймила силовые структуры вкупе с проклятой диктатурой. Тем не менее постепенно выяснилось, что несколько дней она не могла дозвониться до мужа и, несмотря на настоятельное требование последнего не высовываться ни при каких обстоятельствах, чрезвычайно обеспокоенная бросилась обратно домой. Вот это я понимаю преданность!

Тут-то соседи и обрушили на неё ворох «достоверной» информации, от которой бедная женщина чуть не преставилась на месте. Хорошо хоть охранник никакие домыслы не подтвердил, а просто дал ей адрес моей конторы, упомянув, что у меня она сможет точнее узнать, что с Бронштейном произошло в действительности.

— Поверьте, вашему мужу ничто не угрожает! Ни раньше, ни сейчас, ни в будущем. Не знаю, что вам наговорили… но наверное, кто-то что-то не так понял, — пыталась я её успокоить.

— Не надо говорить мне неправду. Я слишком долго живу на свете, чтобы верить сказкам… Вы, русские, всегда знали толк в репрессиях, — убитым голосом произнесла несчастная женщина и застыла с вселенской скорбью на лице.

— Да никто его не тронет! Честное слово! — я ещё раз попыталась её образумить. — Очень хорошо, что вы приехали. Я как раз сама собиралась вас разыскивать. Сейчас поедем в больницу и заберём Бориса Абрамовича домой.

Женщина не шелохнулась, а я заволновалась, что обречена возиться с этим семейством до скончания дней. На Розу вон уже напал столбняк — как бы рядом с мужем укладывать не пришлось. А есть же ещё старшее поколение! И дочь…

— Вставайте, вставайте, — потеребила я. — Вы мне не верите?

— Нет, — выдавила она.

— Неправда. Вы мне верите, хоть и не хотите признаться. По глазам вижу, — с нажимом произнесла я, хотя видела только одно: зреет новый клиент психушки.

Роза Львовна продолжала пребывать в ступоре. Я почесала макушку и предположила:

— А может, у вас у самой тайный умысел запереть мужа в дурдоме? Так вы так и скажите, я тогда и напрягаться не буду.

Расчёт оказался верным. Роза Львовна подскочила, как ошпаренная.

— Боже мой, как вы могли такое выдумать?! — закричала она. — Это не может быть, чтобы вы считали про меня такую гнусность! Мы венчались! Вы знаете, что это такое?! Вы не знаете! У вас, у молодёжи, не осталось ничего святого! Наше поколение было другим… Сейчас же отвезите меня к Борису! Я должна быть рядом с ним!

— Тише, тише, не кричите. Я вас ни в чём не обвиняю. Только сумку возьму и поедем, — примирительно сказала я, хотя могла бы пуститься в пространную полемику на тему отсутствия идеалов у современной молодёжи, а заодно и своей собственной принадлежности к этой возрастной категории. К юным особам я давно себя не причисляла.

Затейник-доктор встретил меня как родную, из чего я заключила, что оставленные мною деньги употребились по назначению. А узнав, что я привезла жену больного, вообще разлился соловьём.

— Вы совершенно напрасно тревожились! Как я и предполагал, приступ мы быстро купировали и сейчас добились стабильно положительной динамики, — порадовал он. — Борис Абрамович и не помнит, что с ним приключилось. И напоминать ему об этом, конечно, ни в коем случае не следует. Мы объяснили, что у него случился обморок, соседка вызвала скорую помощь, и та по ошибке привезла Бориса Абрамовича к нам. Ну а мы, чтобы убедиться, что он здоров, несколько дней за ним понаблюдали. Придерживайтесь той же легенды, и всё будет в порядке. Если начнут всплывать обрывки ненужных воспоминаний — убеждайте, что это ему пригрезилось, пока он находился в забытьи. И на вашем месте, — обратился доктор к Розе Львовне, — я бы сказал девушке спасибо. Если бы не своевременно принятые ею меры — ещё неизвестно, какой был бы исход. Кстати, она и лечение спонсировала, благодаря чему нам удалось достать лучшие средства и в кратчайший срок вернуть вашего мужа в нормальное состояние.